Десять минут спустя Железняков с Юмагуловым бежали к батарее. Четко все обрисовал комбату Кузнецов. С рассвета он не сможет сделать в сторону ни шагу. На нем будут висеть политотдел, прокуратура и особый отдел. Он будет отвечать на вопросы, объяснять и рассказывать. За ним будут ходить всюду. Даже ординарца никуда не выпустят одного.
Он должен выделить сейчас людей неприметных, но верных, надежных и решительных. Уже идут в ночи на командный пункт батареи такие же люди из батальонов и медсанроты. Сейчас же ведра с бульоном, о котором рассказал Железняков командиру полка, нужно передать им. И по два котелка вареного мяса. Командиры батальонов лично будут распределять дары, которые свалятся на них.
— Весь полк мы твоим Буйволом не накормим. — Кузнецов обнял на прощанье комбата. — Но людей от смерти спасем.
Медленно подошел он к лампе из гильзы от снаряда, в которой неярко горел фитиль, и прибавил огня.
В ярко вспыхнувшем свете опять вплотную приблизился к Железнякову, прямо посмотрел ему в лицо и еще раз крепко, до боли, сжал руку.
— Действуй, комбат. И, на всякий случай, прощай. Многое завтра может случиться с нами.
Ни одного человека не отдал больше голодной смерти тысяча сто пятьдесят четвертый полк. Никто за неделю, пока не подсохли дороги и наладилось снабжение, не умер ни в окопах, ни в батареях, ни в других подразделениях полка.
И только Ермошкин так и не встал.
Его похоронили в деревне Красная Горка, под высотой двести сорок восемь ноль десятого мая тысяча девятьсот сорок второго года.