Так что наши примеры доказывают только одно — вся закавыка исключительно в искусстве распорядителя. Если хочет и могёт — у всех сплошной зер гут. А, если командует лентяй, дурак или жадина — сливай воду. И общественный строй тут ни при чём. А страдания, через которые авторы раскрывают богатый внутренний мир героев — слишком увлекают читателей или зрителей вслед за чувствами господ сочинителей. Слишком, для того, чтобы задуматься об истинных причинах освещаемых проблем.
Все остальные отложили вилки и изумлённо взирали на закончившего свой монолог монарха.
— Понятно, что власти ты хочешь, — первым вышел из ступора Фил. — А могёшь?
— Могёт, — кивнул Сеня. — Он тихой сапой да фланговыми обходами в самый тяжелый период не дал заводу погасить печи. Ну, мы с Анькой чуток ему помогали, но командовал-то он. Его идеями питались.
— Ладно. А почему феодализм? — очнулась Натка.
— Многие государственные должности при сословном обществе — наследуемые. То есть существует возможность заранее проводить подготовку кандидата на любой пост. И этой надоевшей предвыборной шумихи куда как поменьше. Опять же жадность самих чиновников легче ограничить за счёт неких сложившихся традиций, касающихся размеров взяток.
В этот момент вошел солдат охраны и доложил:
— Господин Дуэрт просит аудиенции у Вашего Величества.
— Спасибо, Вран, — улыбнулся в ответ Император. — Проводи его в мой кабинет и вели подождать.
Сёма, тем временем, вывел на место украшавшей стену картины изображение из холла — там, под присмотром караульных перетаптывался хорошо одетый мужчина лет пятидесяти или чуть больше. Арсений ненадолго расслабился, видимо, заглядывая в разум визитёра.
— Кажется, у нас первый добровольно присоединившийся союзник, — сверкнул он глазами, вернувшись в себя. — Или служащий. Пойду разбираться.
— Сём? Пошли в посёлок. Горничная говорила, будто там есть местечко, где наливают доброе пиво. Очень хочется попробовать, — попросил Филипп, отодвигая чашечку.
— Ладно, ступайте, — ответила на это Наталья. — Но смотрите у меня, только по одной кружечке.
Ольга согласно кивнула и улыбнулась, прикоснувшись к своему уже вполне заметному животику.
— Я с вами, — поднялась из-за стола Анна. — Надо же начинать осваиваться с местными реалиями, в конце концов. Только переоденьтесь хотя бы в повседневную форму, а то перепугаете народ своим грозным видом.
— Гаштет! — так определил это заведение Филипп.
Просторный зал, уставленный столиками на четыре персоны, длинная стойка у внутренней стены. Бутылки на зеркальных стеллажах, краны, торчащие прямо из прилавка и широкие окна, впускающие свет с улицы. Местное светило уже заходило, но его лучи красиво отражались от редких облаков, создавая уютное вечернее настроение.
Двое мужиков в углу потягивали янтарную жидкость из высоких кружек толстого стекла, бармен приветливо махнул рукой и заторопился навстречу в своём белом переднике, похожем на полотенце.
— Вы впервые у нас, — одарил он ребят лучезарной улыбкой. — Устраивайтесь, где вам удобней. По кружечке? Как новичкам, по одной за счёт заведения. Какое предпочитаете?
— Такое, которое предпочитает большинство, — ухмыльнулся Фил. — И только одну кружку. А этим малолеткам налейте чего-нибудь безвредного.
Сёма и не подумал спорить, он отодвинул стул для Ани, помогая ей устраиваться за столиком.
— Почему гаштет? Было же написано, что бар? — спросила Аня.
— Сослуживец мой так называл подобные заведения. Он из Германии родом — там у них это слово в ходу.
— Немец, что ли?
— Нет. Русский. У него отец в ГСВГ служил. В группе советских войск в Германии.
— А-а, — Сёма чуть отодвинул корпус от стола, позволяя бармену поставить перед ним бокал жёлтой газировки, пахнущей чем-то цитрусовым.
— Этот друган мой забавную историю рассказывал, — продолжил Фил, отхлебнув хороший глоток. — Они-то жили в военном городке, где все разговаривают по-русски, а вокруг же Германия была со всех сторон. Так что приходилось им кое-что и по-немецки знать. И вот, как-то раз торопится он на станцию, сжимает в кулаке купюру и про себя репетирует фразу, которую скажет. Прибёг и говорит: «Цвай картен нах Берлин», — и подаёт бумажку в пятьдесят марок. А кассирша глянула на это и на чистом русском, да ещё и с нормальным магазинским выражением, отвечает: «Ой! А у меня сдачи нет».
— Это ты к чему? — скосила на него глаз Аня.
— Ну-у, так. Прикольно.
— А я думала, намекаешь, что немцы-то не ленились учить язык своих клиентов, а товарищ твой только, когда прижало, об этом вспомнил.
— Не, он больше всего радовался такому родному выражению лица этой немки. Говорит — точь-в-точь как у них на Псковщине. И не подзуживай — я уже вполне освоился с местной речью.
Так за разговорами допили то, что принёс бармен и попросили ещё. Но сами напитки выбрали другие.
— А что?! — ответил Филипп на укоризненный взгляд Анны. — Мне же велено не больше, чем по одной кружке. Так я и не больше, чем по одной каждого сорта. Это вот Угэйрское, а то Кострашковское было.
Тем временем народу в зале прибавилось — подтянулись местные жители обоего пола, многие заказывали и полный ужин, а не только выпивку. Чуть погодя появились и люди в форме — и свободных мест почти не осталось.
— Вы позволите к вам присоединиться, — один из военных с палочкой в левой руке спросил разрешения занять четвёртый стул рядом с их столиком.
— Да, пожалуйста, — кивнул Сёма.
Подошедшая официантка сноровисто поставила перед незнакомцем глубокую тарелку с чем-то похожим на плов, бутылку вина и фужер.
— А вы не из нашего корпуса, — заметил этот мужчина и принялся за еду.
— Э-э… Да. Наверное, — кивнул Фил. — Мы вообще не из корпуса. Отдельная рота.
— Простите, я имел в виду лечебный корпус реабилитационного центра.
— Так вы что, сбежали из больницы после отбоя? — сообразила Аня.
— Ну да. В это заведение ходят, в основном, местные работники сферы обслуживания, а персонал больницы сюда не заглядывает. Они предпочитают кафе поближе к госпиталю. Ну а нам, истомлённым бесконечными процедурами и лечебной диетой, приходится оттягиваться тут. Вы разве не такие же?
— Мы не на излечении. Служим Его Величеству и пребываем в добром здравии, — Сёма решил сразу внести полную ясность.
— Ха! Поговаривали, будто здесь, на Лазурной Лагуне восстановлена монархия, — воскликнул незнакомец. — Вы, сударыня, — обратился он к Ане, — тоже причастны к этому?
— Причастна, — созналась девушка и наморщила носик — тема явно показалась ей неудачной. — А вас где ранили?
— Под Ментиной. Наши позиции накрыли ракетным ударом. Знаете, это было чистым безумием надеяться остановить напичканные боевой техникой войска, сидя в окопах с одним только стрелковым оружием.
В этот момент Аня вздрогнула и непроизвольно схватила мужчину за руку.
«Проникла к нему в сознание и уловила воспоминание о том бое» — понял Сёма.
— Знаете, — положил он руку на плечо мужчины, — идите-ка, потанцуйте с девушкой.
— Боюсь, моя нога не позволит мне сделать это.
— Чепуха, у вас всё давным-давно прошло, — Анька уже всё сообразила, встала и потянула хромого в сторону пятачка, где под музыку выплясывали несколько молодых людей. — Филя, отними у него палку.
Уже через несколько минут по заведению распространилось «знание» — эта девчонка в форме со знаками различия рядового — настоящая принцесса. И не стало отбою от самых галантных кавалеров, желающих… ну, в одно касание, как Натка, Аня лечить не могла. Но за минутку-другую справлялась с последствиями даже самых серьёзных боевых ранений. И ещё, она наполняла души своих партнёров мягким уверенным оптимизмом — уж ментальными-то техниками лучше неё никто не владел.