Рассуждал, в основном, дед, а отец с дядей слушали. Сёма тоже внимал с неослабевающим интересом, не потому, что интересуется политикой, а потому, что в прошлый раз по хмельному делу прозвучала очень важная для него информация. Поэтому ловил каждое слово.
А разговор, тем временем, перетёк с проблем государственных на дела городские:
— Мишка вон Золотарёв фирму свою открывает. Будет через неё всё, что осталось от завода, распродавать и наживаться на том, что нашими руками создавалось, — сообщила бабушка, огорчённо всплеснув руками.
— Наверняка у него с директором всё обговорено, — согласился отец. — Там на одной сдаче металлолома, если всё оборудование порезать, можно не один год безбедно жить.
— Вот и я говорю — воровство, — кивнул дед. — А ведь я помню ещё, как он, Мишка-то, молодым специалистом начинал сразу после института. И ведь совсем никудышный был работник — его через год в отдел сбыта запихнули, бумажки перекладывать. Так и протирал там штаны об стул, хотя премию получал наравне с теми, кто работал в горячих цехах.
— Зато сынок его, Сеня, на олимпиадах по английскому языку всегда первые места по городу брал, — неожиданно вступилась мама. — И в область ездил, и тоже хорошо выступал. Они вместе с сестрой своей — двойняшкой — только на отлично учатся, не то, что наш сынок — вечный хорошист.
— А в каком они классе? — тихонько полюбопытствовал Сёма.
— Как и ты, девятый закончили. В ГорОНО полагают их реальными претендентами на медаль. Даже жалко, что не в нашей школе учатся, а в четвёртой. Там, кстати, тоже всего один десятый класс остается — многие дети, кто в техникумы поступают, кто в ПТУ. Да ещё эта проклятая свистопляска началась с изменениями названий на иностранный манер. Теперь хоть училища, хоть техникумы хотят называть колледжами.
Больше в этот день ничего примечательного не прозвучало. Имеется ввиду, для отыскания ещё одной девочки и одного мальчика из числа «подкидышей». Дождавшись, когда мужики прилегли, а женщины загремели посудой, Семён сел на велик и помчался в Новый Город. Так называется один из районов их Колупаевска. Ещё есть, ясное дело, Старый Город, а кроме них Хохлы и Зарека. Два последние застроены частными домами, где живут, преимущественно, пенсионеры. В Старом Городе теснятся двухэтажные строения, возведённые пленными после войны. Еще там сталинки и хрущобы. Там же Первая школа, Дворец Металлургов и центральная площадь. И, разумеется спорткомплекс, плавательный бассейн и кинотеатр.
Вообще, в Колупаевске, хоть он даже не районный центр, есть всё, что полагается городу. Завод тут стоит с восемнадцатого века, со времён Демидовых. Правда, по железной дороге в день проходит только один поезд местного сообщения и три электрички туда и обратно. Зато рядом с фундаментом взорванной большевиками старой церкви есть автостанция, откуда часто ходят автобусы, хоть в областной центр, хоть в окрестные города.
Всё это Семёну знакомо, потому что он прожил тут всю жизнь. Так что без труда разыскал четвёртую школу и беспрепятственно вошёл в незапертую дверь.
— И чего это ты тут шляешься, — набросилась на него техничка прямо в вестибюле.
— Здравствуйте. Меня зовут Семён Букацинский. Я участник городских олимпиад по физике, химии и математике. Даже призовые места занимал. Иногда. У меня вопрос по английскому языку, поэтому я ищу Сеню Золотарёва. Или его сестру. Вы не знаете, где они живут?
— Откуда же мне упомнить! Разве что в классных журналах посмотреть! Подожди тут, чтобы полы не топтать, а я схожу, гляну.
Устроившись на скамейке, стоящей вдоль барьерчика раздевалки, мальчик осмотрелся. Похоже, школа здесь тоже ничего — стенды с кубками, грамоты в рамочках, групповые фотографии с подписями — всё это покрывает дальнюю от входа стену. Надписей вот только отсюда не разглядеть. Впрочем… сфокусировал взор, стараясь «развернуть» картинку слева. Не так-то это просто. Некоторое время ничего не получалось, но потом подпись как будто приблизилась и даже буквы стали различимыми: «Выпуск 1984 года…» начал он разбирать, но тут вернулась техничка:
— На вот, адрес-от, — и протянула бумажку.
— А вы не знаете, когда он родился? — вдруг воспрянул духом Сёма. — А то, вдруг у него как раз нынче день рождения, а я со своей просьбой припрусь. Было бы удачно поздравить.
— Сразу надо было спрашивать, — вскинулась женщина. — Не стану я ещё раз ходить, а ты и так обойдёшься. Иди, давай, а то ишь, расселся, как у себя дома.
Дверь никто не открыл, хотя слышно было, как в квартире заливается звонок. Спросить тоже было не у кого — ни в подъезде, ни рядом с ним. На детской площадке в деревянной песочнице копалось насколько малолеток, толку от которых ждать было бы наивно. Невезуха. Впрочем, у соседнего подъезда вкопана лавочка, где в тени сидят две старушки — вылитые Вероника Маврикиевна и… имя второго персонажа известного юморного дуэта никак не вспоминалось. Вроде как Никитична.
— Золотарёвы? Так они у охвисе своём у старому городи. У заводоуправлении гдей-то, — ответила вторая из бабок, что с виду попроще. И сын с ими, и дочка. Все такие важные, деловые — куда там! — не подвели женщины, сразу всё рассказали.
Вахтёр в заводоуправлении потребовал документ. Комсомольский билет его вполне устроил — Сёма ещё в прошлом сентябре вступил, едва начались занятия в школе, как раз исполнилось четырнадцать. Собственно, сама комсомольская организация не оказывала на его жизнь сколько-нибудь заметного влияния, зато в кармане лежали «корочки» с фотографией и именем, что оказалось полезно. Правда, за ними пришлось мотнуться домой, но бешеной собаке семь вёрст не крюк.
Дверь с вывеской «ООО МеталлоСнаб» нашлась на третьем этаже в конце длинного коридора, но тоже оказалась заперта.
— Так они уже отработали и домой ушли, — объяснил всё тот же вахтёр. — В аккурат, когда ты за документом отлучался.
Снова пришлось ехать к Золотарёвым домой, но там так никого и не было. Оставалось только ждать. Вышел к детской площадке, где и присел на лавочке, пристроив рядом велосипед. Окна нужной квартиры, как он понял, выходят на эту сторону, так что, может быть, что-то приметит. Ну и дверь подъезда перед глазами — увидит, если туда войдёт кто-то из сверстников. На появление света в окнах рассчитывать было бы глупо, потому что темнеет нынче поздно.
Долго сидел. Уже и смеркаться начало. Детвора разошлась по домам, подтянулись подростки и «попросили» Сёму уйти с их лавочки. Про Золотарёва парни ответили, что не знают где он, так что разошлись мирно — на краю песочницы тоже можно посидеть, а привлекать внимания к своей персоне совершенно не хотелось.
— Ты меня спрашивал? — подошедший парень выглядел обыкновенно — джинсы и футболка с непонятной рожей.
— Если ты Семён Золотарёв, то тебя.
— Не, я Арсений. Но, да, зовут меня Сеней.
— А я Семён, но зовут меня Сёмой. Ты когда родился?
— Если с днюхой хочешь поздравить, то на месяц опоздал. Была уже в этом году третьего июля, — парень совершенно не смущался и вёл себя, как взрослый со взрослым, не пытаясь произвести впечатления. Как-то с ним сразу было легко и просто, словно с равным. Хотя, на вид и не скажешь, что имеешь дело не с обычным школьником — долговязый и худощавый он внешне ничем не отличался от сверстников.
— Поговорить бы не на виду. Может, я и ошибаюсь в чём, но есть у меня подозрение, что нам с тобой имеет смысл водить знакомство.
— Пожалуй. Пошли ко мне. Да не бойся, посторожат парни твой велик. А предков до утра не будет — они на даче ночуют.
Когда устроились за столом в большой комнате, Сёма сразу потребовал обещания молчать, что бы он ни показал. Новый знакомец охотно кивнул и с любопытством уставился на руки гостя. А тот из заранее припасённой гайки прямо на глазах «вырастил» николаевский червонец.