— Да. Закончил, — по инерции сказал я. По правде говоря, я так ничего и не придумал, но разговор принимал столь неожиданный оборот, что в излишние объяснения вступать не следовало.
— Доложите.
Да уж не проверка ли это? — подумал я. Обычно товарищ А. работой не интересовался. Ему было достаточно поручить ее мне. Пришлось импровизировать. Настойчивость товарища А. красноречиво говорила о необходимости внимательно следить за своими словами. Я понял, что нас прослушивают. Интересно, кого проверяли, меня или товарища А.?
— О, это было очень сложное задание, — начал я свою импровизацию. — Но поскольку я являюсь, не побоюсь это утверждать, крупнейшим в Союзе ССР специалистом по диким муравьям, мне удалось справиться с этой серьезной, многоплановой задачей.
Товарищ А. начал медленно привставать, глаза его наполнились ужасом.
— Ну?
— У диких муравьев есть странный обычай — они, время от времени, впадают в состояние крайней ярости. Обратите внимание, что никаких внешних оснований для такого удивительного поведения отыскать не удается. А бывает и так, что муравьев охватывает всепоглощающая жажда нежности, и в этих случаях часто невозможно отыскать явную причину. Исследования и статистический анализ данных с неопровержимостью показали, что муравьи таким необычным образом реагируют на встречу с духами своих врагов или, наоборот, духами близких в недавнем прошлом особей.
— Духи, говорите… А как же материализм?
— Теория встречи муравьев с духами — чисто материалистическая теория, своего рода порторбуренция акстазиса. Разве можно предугадать заранее все формы проявления материи? Еще Энгельс недвусмысленно указывал на неисчерпаемость материи.
— Ну? — товарищ А. стоял по стойке смирно.
— Мое заключение — дух товарища Феликса Эдмундовича Дзержинского действительно мог перемещаться по коридорам Кремля.
— Можем ли мы доверять…
— Можете. Я привык гарантировать достоверность своих заключений.
— А котлеты?
— А вот по поводу сопутствующих факторов — отравили его котлетой или нет, и зачем он с ними бродит — обращайтесь к тому, кто владеет информацией, это вопросы не ко мне.
— Но вы могли бы узнать об этом подробнее?
— Конечно. Предоставьте мне надлежащую информацию, а уж разобраться в ней и должным образом интерпретировать ее я, без сомнения, сумею.
При этих словах заскрипела, распахиваясь, дверца шкафа, и на свет появился Хозяин — Иосиф Виссарионович Сталин собственной персоной.
— Этот человек нам подходит, — сказал он, отряхивая пыль с ушей.
— Но он же явный гад! — удивился товарищ А.
— А может и не гад…
— Может… я много думал об этом, — согласился товарищ А.
*
Я был заинтригован. Теперь стало окончательно ясно, что для меня подыскивают какое-то чрезвычайно ответственное задание, столь ответственное, что до поры до времени о его сути нельзя даже намекать. Не исключено, что и сам товарищ А. пока не знал подробностей. Руководство партии почему-то решило, что я самый подходящий для такого дела человек и смогу справиться, если мне помогут соответствующие партийные органы. Рассказать мне подробности работодатели пока были не готовы. Как это принято у большевиков, непосредственному исполнителю не положено знать о сути возложенной на него миссии до последней минуты, когда уже надо прыгать с парашютом.
Но, честно говоря, проникнуться важностью момента я до конца так и не сумел. Каждый раз оказывалось, что работа над монографией занимала меня несравнимо сильнее, чем радужные перспективы в моей секретарской работе. Так уж устроена моя голова, что дикие муравьи мне ближе, понятнее и симпатичнее, чем самые преданные и морально устойчивые члены партии большевиков.
А кстати, почему я пишу монографию о диких муравьях, а не о выдающихся большевиках? И отчего до сих пор этот вопрос не приходил мне в голову? А зря, сейчас наступило потрясающее время для составителей справочников и биографов. Со дня окончания гражданской войны прошло достаточно времени, чтобы даже непосредственные участники порядком все подзабыли. Пришла пора окончательно подвести исторические итоги первой трети ХХ века. Отныне история должна стать правильной, идеологически выдержанной, отвечающей нуждам текущего момента, и, следовательно, правдивой. Правдивой не в бытовом смысле — как было, мол, так все и пишем. Нет, правдивой высшей правдой — выдержавшей испытание временем. В конце концов, кто победил, тот и заказывает себе историю.