Выбрать главу

*

Во вторник меня неожиданно вызвал товарищ А… Его бледное скорбное лицо (вообще-то он довольно часто улыбался и был, видимо, от природы легко возбудим, но на этот раз на его печальном лице явственно проступала грусть и озабоченность) говорило о том, что разговор будет непрост и абсолютно секретен.

— Послушай, Григорий, — сказал товарищ А., голос его едва заметно дрожал. — Хочу с тобой посоветоваться…

— Слушаю вас…, — ответил я.

— Нельзя отрицать, что благодаря ряду довольно редких качеств, тебе удалось доказать свою исключительную полезность для нашего дела. На твоей карьере это никак не скажется, сам знаешь. Но кой-какие положительные изменения в твоей жизни произойдут. Не подумай только, что тебе удалось стать незаменимым. Это было бы слишком самонадеянно. Но… ты полезен. Мне поручили сообщить тебе это. Цени внимание, оказанное тебе, и старайся.

— Мне кажется, что я справляюсь со своей работой.

— Без сомнения. Хочу подчеркнуть, что старательность всегда приводит к успеху. С сегодняшнего дня рамки твоих служебных обязанностей будут значительно расширены.

— Я готов к этому.

Товарищ А. нахмурился.

— Не знаю, как и сказать. Я получил задание особой важности и хочу с честью выполнить его. Но мне понадобится твоя помощь. Материализм, диалектика, наука — ты же в этом разбираешься?

— Ну… в определенной степени.

— А знаком ли ты с теософией, оккультизмом и мистикой?

— Ну… в определенной степени.

— Придется подучиться… Задачка, которую мы должны решить, необычна. Даже не представляю, что тебе может понадобиться для ее решения! В последнее время среди сотрудников пошли разговоры о том, что в коридорах Кремля стал, якобы, встречаться дух великого сына партии Феликса Эдмундовича Дзержинского, предлагающий всем подряд котлетки из кремлевской столовой. Нашлись вражьи души, которые заявляют, что это неспроста, будто бы нашего героя революции отравили и отравили именно такими котлетами. А теперь он ищет своего убийцу. Мы… мы должны разобраться в этой истории.

— А как же, обязательно разберемся, — сказал я, задумчиво перелистывая энциклопедический словарь.

*

Неделя прошла относительно спокойно. Я буквально со смеху помирал, когда пытался представить себе, как буду докладывать товарищу А. об обитающем в коридорах Кремля духе Феликса Эдмундовича Дзержинского. Надо было подобрать наукообразные слова, не оставляющие сомнения в существовании такого духа, но при этом не затрагивающие основ диалектического материализма. И проследить за тем, чтобы товарищ А. не смог догадаться, что я издеваюсь над ним. Впрочем, повадки диких муравьев меня интересовали значительно сильнее, чем возможные умозаключения начальства.

Подготовиться, как следует, к предстоящему объяснению я так и не успел. Вызов застал меня за работой над главой о цветовом видении мира дикими муравьями. Оказывается, они создали свою муравьиную живопись, настоящее самобытное искусство… Говорить об этом я могу часами, но, к сожалению, мои записки посвящены совсем другим проблемам.

На этот раз товарищ А. был неласков.

— Молчи и слушай, — вскричал он, едва завидев меня. — Мы, конечно, не такие умники, каким ты себя считаешь, но тоже кое-что можем. А вот тебе здорово не повезло. Выписали мы из Америки ихнего знаменитого психоаналитика. И что же — он сразу указал на тебя, как на чуждого для нашего дела человека. Утверждает, что ты скрытая контра.

— Да разве можно верить этому американскому костоправу? ─ нашелся я. ─ Откуда у американского психоаналитика классовое чутье? Нет и не может быть у него классового чутья.

— Опять умничаешь… Мы академиев не кончали, но разоблачать гадов научились. Он же с нами работать сначала не хотел. Вы, говорит, нарушаете, так называемые, права человека. А мы ему — хотим, мол, наладить работу по-настоящему, по-фирменному, чтобы, значит, производительность труда выросла и затраты на управление снизились. Слова, конечно, гадские, буржуйские, но загорелся он просто неприлично. Ох, и охочи они, буржуазные прихвостни, до научных методов управления. Горячо взялся за дело. Вот и раскопал тебя. Говорит, что ты — не подходящий человек для нашего дела, слишком умный. Мы ему свое. Как же так, Корольков преданный нашему делу работник и рекомендации у него лучше не придумаешь, и Семен Михайлович Буденный про его батьку мно-о-го чего рассказывает. А американец гнет свое: коэффициент у него, у тебя, стало быть, отрицательный, не подходит.