В школе обучали убивать, клеветать, изготовлять фальшивые документы, писать симпатическими чернилами, играть на гармошках, которые на самом деле были радиоприемниками, пользоваться фотоаппаратами, сделанными в виде часов, - всему тому, чем напичканы низкопробные детективные романы.
И, наконец, пришел день расплаты за американское хлебосольство. Анохину и его товарищам по школе сказали, что их перебросят в Советский Союз. Там они должны будут собирать сведения о военных аэродромах, выявлять радарные установки, находить недовольных, вербовать людей для борьбы с советской властью и организовывать подрывные группы…
Анохин получил готовый шпионский набор: комплект фальшивых документов, бесшумные пистолеты, ампулы с ядом, портативную радиостанцию, фотоаппарат и добрую пачку настоящих советских денег.
Кому какое дело до того, что делается на воздушной базе одного государства, расположенной на территории другого?
Анохина на самолете доставили, выражаясь образно, к подножию Парфенона, под сень оливковых рощ. На самом деле Парфенона он не увидел даже издали, а что касается рощ, ему не пришлось попробовать ни одной оливки: в Греции его накормили консервированной американской колбасой и напоили кофе с галетами, а для смелости поднесли стакан дешевого греческого коньяку.
Вечером после трапезы его пригласили к какому-то американскому майору.
Они разговаривали в крохотной комнате с голыми стенами, похожей на тюремную камеру, с маленьким круглым окном вроде иллюминатора, зарешеченным металлическими прутьями.
- Желаю вам успеха, - сказал майор на хорошем русском языке. - Каждый месяц мы будем перечислять на ваш текущий счет двести долларов. Когда вы вернетесь, вы сможете жить где угодно и как угодно. Но запомните и другое. Если вы вздумаете бездельничать или, боже упаси, нас предать, вы погибнете. Прежде всего вас расстреляют сами большевики. Ну а если они этого не сделают, сделаем это мы. От нас вам не уйти. Мы имеем своих людей во всех уголках земного шара. Достаточно нам приговорить вас к смерти, как не пройдет недели…
Майор неожиданно захохотал.
- Впрочем, зачем я это говорю? - прервал он самого себя. - Ты хороший парень, и ты любишь свободу. Действуй, наблюдай, доноси, в случае надобности убивай, и тебе будет обеспечено наилучшее существование… А если попадешься в руки к этим бесчеловечным большевикам, убей себя, ампулы с ядом вшиты в твой воротник.
Майор похлопал его по плечу.
- Тебя обучали радиосвязи? - спросил он. - Умеешь работать на коротких волнах?
- Экзамен я сдал, - ответил Анохин. - Как будто умею.
- Я тебе дам волну и позывные, - сказал майор. - Запомни: Москва, Курская дорога, станция Льговская, деревня Тучкове Между станцией и деревней лес. Найдешь укромное место и будешь вызывать штаб. Штаб русских повстанцев. Каждую пятницу от пяти до семи. Понятно?
- Понятно, - послушно сказал Анохин.
- Тобой будет руководить штаб русских повстанцев, готовых к выступлению, когда для этого придет время, - объяснил майор. - От этого штаба ты будешь получать задания. Там ты получишь и явки в Москве. Понятно?
- Понятно.
- «Любимый город может спать спокойно», - хриплым дискантом и безбожно фальшивя, неожиданно пропел майор.
Он пытливо взглянул на Анохина.
- Понятно?
- Нет, - сказал Анохин.
Майор засмеялся.
- Первые два слова - позывные, ты будешь передавать их на указанной волне. А окончание фразы - отзыв… Если кто и перехватит их, ни о чем не догадается.
- Понятно.
- Затем я могу пожелать тебе спокойного пути, - сказал майор и даже пожал ему руку. - Иди, голубчик, иди, - сказал он. - Время - деньги. Иди и освобождай свою родину. Мы тебя не забудем.
Все было предельно ясно: иди и освобождай свою родину, а мы тебе будем платить за это двести долларов в месяц.
Особенно противно прозвучало слово «голубчик». Оно было сказано очень правильно, четко, по-военному. Должно быть, этот майор очень старательно изучал русский язык и знал слова, какими следовало поощрять тех русских парней, которые соглашались за умеренное вознаграждение рисковать своей жизнью и освобождать Россию для американцев.
Не успел он выйти от майора, как его повели к самолету. Черное небо, черное поле, черные тени незнакомых людей… Он не успел даже как следует рассмотреть самолет. Заметил только, что он был без опознавательных знаков.