Выбрать главу

- А если вас интересует, что делал в ночь перед Рождеством Шайдюк Анатолий Львович, так я вам скажу. В половине первого ночи он покинул актовый зал, где народ предавался пьянству и порокам, и вернулся только в половине третьего - злой, как тысяча чертей!

Хотя я и ожидала услышать что-то примерно в этом духе, ощущение было такое, словно из теплой ванны меня мгновенно перекинули в ледяную прорубь.

- Ты уверен?!

- Маринка уверена, а это главное... Правда, перед тем как сообщить мне эту потрясающую новость, она минут десять нудила на тему того, что Шайдюк "прекраснейший, интеллигентнейший человек", и подозревать его даже в безбилетном проезде в автобусе - свинство ужасное. А уж если мы имеем ввиду это самое убийство, то нам просто немедленно полагается обуглиться от стыда... Пришлось сказать, что убийство тут абсолютно ни при чем.

- А где он был все это время, она, конечно, не знает?

- Почему же? Знает! - Митрошкин продолжал сиять самодовольством. Анатолия Львовича, якобы, вызвали на третий этаж терапевтического отделения, где у одной старушонки наступило резкое ухудшение состояния. Дежурил какой-то его друг, он и попросил подойти посмотреть. Старушонка под Рождество надумала отправиться на небеса, бедному Анатолию Львовичу пришлось с ней изрядно повозиться.

- Ничего себе! - я попыталась присвистнуть, но вместо этого зашипела, как змея (с искусством художественного свиста у меня всегда были большие проблемы). - Так это же значит?..

- Да. Я тоже так думаю, - он кивнул. - Алиби его, понятное дело, никто не проверял. Да никто им и не интересовался. Ну, маньяк и маньяк, раз почерк тот же! А у Анатолия Львовича, выходит, была прекрасная возможность заскочить в профилакторий и по-быстренькому грохнуть вашу Галину Александровну.

На улице взвыла и тут же заткнулась сигнализация чьей-то машины, с воинственнным воплем пронесся ребенок, и снова все стихло. Сквозь прозрачный тюль было видно, что там, за окном, крупными хлопьями валится мягкий-мягкий снег. Я в задумчивости поправила под джемпером перекрутившуюся бретельку бюстгальтера.

Митрошкин немедленно встревожился:

- Куда-то собираешься?

Не понимаю, каким образом это движение сказало ему о моих намерениях, но, тем не менее, он оказался прав.

- Да хочу пойти прогуляться. Одна. Ненадолго... Ты не будешь возражать?

Леха, естественно, возразил, упирая на тот факт, что я ничего, дескать, здесь не знаю. Я в качестве контрдовода назвала овощной магазин, "Булочную", милицию и лесок, где находится лыжная база. На что Митрошкин радостно заухал и голосом опытного турагента принялся рекламировать чудесные утренние прогулки по милициям и лесам, где, возможно, прячутся маньяки.

Если бы этот доморощенный юморист знал, куда я, на самом деле, собираюсь!

В конце концов, мне удалось наплести ему что-то о необходимости подумать и сосредоточиться и невозможности сделать это в условиях густо населенной трехкомнатой квартиры. Леха, скрепя сердце, согласился. Я надела вместо джинсовой юбки теплые серые брючки, привела в порядок волосы, накинула свою "лису" и ровно в двенадцать по полудни вышла из подъезда дома с синими балкончиками.

"Я, конечно, понимаю, что твоим масштабным мыслям нужен простор", иронизировал Митрошкин, провожая меня до двери. - "Уединение где-нибудь в ванной или в стенном шкафу тебя ни в коем случае не устраивает". И он был прав. Меня вполне устроило бы только уединение в рабочем кабинете Анатолия Львовича Шайдюка, но для этого требовалась помощь Алисы...

Бело-зеленый "львовский" автобус остановился прямо перед воротами больничного городка. Кроме меня из него вышло ещё человек восемь пассажиров. Все они несли пакеты с передачками, какая-то тетушка прикрывала рукавом от снега роскошный букет бордовых роз. Сворачивая на тропинку, ведущую к профилакторию, я почувствовала что-то вроде укола совести. Нормальные люди шли к своим нормальным друзьям и родственникам и собирались выражать нормальную человеческую благодарность докторам, которые этих самых родственников вылечили. И только я, как гнусная ехидна, в ответ на добро тщилась обвинить в убийстве врача, за два дня поставившего меня на ноги. Нет, права была отчасти Лехина сестрица Марина: свинство, конечно, ужасное! Но, если он все-таки убийца? Если...

Алиска только что вернулась с водных процедур и возлежала на кровати, поигрывая краем мокрого махрового полотенца, висящего на спинке стула. Моему появлению она, казалось, несказанно обрадовалась: тут же вскочила, приветственно завопила: "О! Какие люди!" и, сверкнув острыми коленками и шелковой комбинашкой, запахнула теплый розовый халат.

- Ну, присаживайся, присаживайся! - Алиска рассматривала меня, как Тарас Бульба вернувшегося наследника, и едва ли не приговаривала: "Поворотись-ка, сынку!". - Ничего, отъелась вроде. И не такая бледная. А то была - спирохета в натуральном виде!

- Спасибо, - с церемонным достоинством кивнула я, принимая комплимент как должное. - Ты тоже нормально выглядишь... Ну как тут у вас дела?

- А как дела? - она присела на корточки перед тумбочкой и достала коробку зефира в шоколаде и упаковку польского печенья. - Чай, кстати, будешь?.. Дела нормальные. ОМОН вон дежурит, ну, да ты сама видела. Дверь в тамбур закрыли. Теперь если курить, то только на балконе. А Шайдюк говорит, что вообще курить нечего, так как капля никотина убивает лошадь.

- Оригинально и потрясает воображение.

- Как и все, что он изрекает. Я так подумала, может, у него табун личный неподалеку на выгоне, и он тревожится, чтобы пары вредные до туда не донеслись?.. Что еще? Милиция была два раза, девятую палату всю вдоль и поперек излазали. Вроде предположили, что маньяк не с улицы пришел, а с вечера в больнице прятался, а наша уборщица давай кричать, что он, наверное, весь день в её шкафчике для ведер и щеток просидел. Ее, дескать, шестого на работе не было, вот маньяк и воспользовался. С чего она так решила - непонятно, но мы все хохотали до упаду.

- А с чего хохотали то? - изумилась я.

- Да ты представь себе чудика, который целые сутки прячется за швабрами в коридоре! Тогда бы каждый, кому нужна половая тряпка там или ведро, открывая дверцу, с этим мужиком нос к носу сталкивался. Одни мы с тобой за день раза по три что-нибудь разливали: то компот, то чай, то микстуру. А на всех здешних обитателей сколько раз получается? Да у него бы язык отсох здороваться: "Здравствуйте! Очень приятно. Маньяк... Здравствуйте. Очень приятно. Маньяк".

- Веселитесь, значит?

- Ну а что теперь, до скончания дней плакать что ли? Вон народ новый заселился по сниженной стоимости, так те, вообще, чуть ли не на экскурсию в девятый номер рвутся.

- Алис, а с чего взяли то, что он с вечера в больнице сидел? Какие-то факты новые обнаружили? - мысль о том, что версия с Шайдюком, похоже, подтверждается, не давала мне покоя. - Или это так, на уровне сплетен?

- А я почем знаю? - она пожала худыми плечами и воткнула, наконец, вилку электрочайника в розетку. - Наверное, на уровне сплетен... Во всяком случае, нам никто официально не докладывался... Ну а ты-то как? Как там Леша твой поживает?

- Леша? Леша нормально...

Я смотрела на легкий дымок, начинающий виться над крышкой чайника, слушала бульканье закипающей воды и думала о том, что нужно все-таки переходить непосредственно к цели визита. Однако, следовало решить, раскрывать ли перед Алисой карты или же прояснить для неё ситуацию лишь частично. В любом случае начинать прямо "с начала" и заявлять о том, что убийцей вполне мог оказаться Шайдюк, казалось мне кощунственным.