— Позвони ему, Элль. Он сидит и ждет твоего звонка. Голову наотрез даю!
— Почему ты так уверена в этом?
— Знаю, и все.
Элль вздохнула:
— Адель, ты все специально подстроила?
— Конечно! — Голос у подруги был неописуемо довольным.
— Зачем?
— Зачем? — Адель помолчала, а потом спросила: — А знаешь, зачем Луазо вообще появился? Нет? Ну так слушай… Мне, дуре, именно этого не хватало — какого-нибудь риска, чтобы шею свернуть можно было. Из-за чего, по-твоему, я постоянно себе приключений ищу? А теперь я на месте, ясно? Когда стою рядом с Луазо в корзине, над головой грохочет горелка, а внизу плывет земля. Это то, что мне надо, понятно? Я себе уже купила ботинки и ледоруб.
— Что купила?
— Ле-до-руб.
— Адель, — устало сказала Элль, — а я-то здесь при чем?
— При чем ты? — возмутилась Адель. — Да двух таких идиотов не от мира сего, как ты и Джереми, еще поискать надо! Видела бы ты со стороны вашу встречу на пороге моей квартиры — между вами будто молния проскочила. Я чуть не поседела со страха!
— Адель, что ты говоришь!
— Говорю тебе, звони. А сейчас, прости, меня зовет Луазо. Всего доброго…
— Адель!
Адель положила трубку. Перезванивать ей Элль не стала: с Адели станется — положит трубку, и все. Вдруг на глаза ей попалась визитка, присланная Джереми.
Когда она успела положить ее возле телефона? Элль не могла припомнить. Она неуверенно взяла визитку двумя пальцами.
Элль набрала номер, втайне надеясь, что к телефону никто не подойдет. Но уже после второго гудка в трубке раздался голос:
— Да?
— Здравствуйте, Джереми, — потерянно сказала Элль. — Добрый вечер…
Он узнал ее сразу.
— Здравствуйте, Элеонор!
— Я хотела поблагодарить вас… Чудесные цветы… И музыка…
— Она вам понравилась?
— Да.
— Элеонор, — сказал Джереми. — Честно говоря, я и не надеялся, что вы мне позвоните, и собирался это сделать сам. Прошу извинить меня за откровенность. И за опоздание. Я никак не мог решиться набрать ваш номер.
— Вам известен мой телефон? — спросила Элль, заранее зная ответ.
— Мне дала его Аделаида. И для вас, может быть, не секрет, что это она…
— Джереми…
— Что?
Элль запнулась. Она не знала, что ей сказать.
— Элеонор, — сказал он. — Со вчерашней нашей встречи меня не отпускает странное чувство. Я видел вас впервые, но мне кажется, что я знаю вас очень давно. Это нелепо — в Париж я приехал только прошлой весной, а видеть вас раньше я просто не мог. Но я не могу избавиться от наваждения и, честно говоря, совершенно не имею желания от него избавляться…
Он замолчал.
— Джереми, спасибо… — сказала Элль, чтобы вовсе не молчать. — Я не знаю…
— Я хотел бы встретиться с вами еще раз. Если вы не возражаете.
— Не возражаю, — сказала Элль.
Спустя четыре месяца он сделал ей предложение. Но гораздо раньше Элль позвонила Аделаиде и, когда та подняла трубку, сказала:
— Ты — добрая фея.
Что ответила Адель? Для этого надо знать Аделаиду: она просто заорала в микрофон:
— Ура!!!
Да так, что Элль чуть не оглохла на правое ухо.
3
Ее мужем стал незаурядный человек — Элль поняла это во время первого же свидания с ним. История его была проста. Джереми родился в Мальвиле — маленьком франкоязычном городишке на полторы тысячи жителей возле границы со Штатами в семье инженера. Вскоре выяснилось, что у ребенка удивительные музыкальные способности. Уже в четыре года Джереми играл на фортепиано, хотя никто его этому специально не обучал. Просто однажды, когда мать Джереми лежала в больнице (ей удалили аппендикс), отец, поскучав дома, пошел в бар Фале, в котором просиживали вечера рабочие с лесопилки. Он прихватил с собой и трехлетнего сына.
В баре стояло старенькое пианино, на котором изредка играли посетители. Трехлетний Джереми добрался до него, открыл крышку, понажимал на клавиши — и заиграл. Разумеется, он нс играл ничего сложного — колыбельную, которую перед сном пела ему мать. В баре наступила тишина. Кто-то потребовал выключить проигрыватель, и завсегдатаи бара стали по очереди просить его наиграть знакомые всем песенки, в основном крутившиеся на радио.
Джереми пришлось по вкусу внимание, которым его внезапно окружили, и он старательно выполнял просьбы, прижимая клавиши указательными пальцами обеих рук — он ведь и понятия не имел, что можно играть и другими пальцами. Ошарашенный отец выпил в этот день гораздо больше обычного: после исполненного заказа проситель крепко хлопал его по плечу и ставил выпивку. Джереми был счастливца, а на следующий день снова попросился в бар.