— Ты шутишь?
— Нисколько. — Джереми допил вино, повертел стакан, разглядывая донышко. — А не повторить ли мне?
— Я не буду, — сказала Элль.
— А я, пожалуй, выпью еще.
Он сходил к бочке и вернулся с полным стаканом рислинга.
— Я действительно нашел его на дороге, — сказал он. — Я отъехал от деревни километров на десять и увидел его на обочине. Он пытался остановить попутную машину. Я подобрал его, решив поначалу, что это местный житель. Знаешь, он такой забавный: толстый, лысый, с густой черной бородищей до самых глаз и в больших солнцезащитных очках, а между очками и бородой торчит здоровенный горбатый нос. Едем мы и болтаем о всякой ерунде: какая погода стоит прекрасная и какие места вокруг чудесные, — а он все поглядывает на меня как-то странно. Потом вдруг высказался: «Ну точно он!» И пока я пытаюсь сообразить, к чему это, он вытаскивает из кармана куртки кассету с «Полнолунием» и просит меня дать ему автограф. Мы вместе доехали до Ла-Рока, я сдал машину, а потом мы посидели в ресторанчике за бутылкой вина.
— Вот как, — протянула Элль. — Не успели мы сюда приехать, как начали обрастать знакомыми.
— Ты огорчена?
— Опасаюсь, что к тебе начнется паломничество.
— Ты права, я поступил неосмотрительно, — печально произнес Джереми. — Когда я уезжал из Ла-Рока, за автобусом тянулись сотни людей. Они отставали постепенно…
— …а во главе их шел лысый и бородатый Рене Ле Бук, и его солнцезащитные очки блестели от слез, — закончила Элль.
Они расхохотались.
— Он тебе придется по душе, — заверил Джереми. — Сказал, что заглянет выпить с нами по стаканчику красного, и все зазывал меня половить форель.
— У тебя же нет удочек?
— У него есть.
— Поедешь? — спросила Элль.
Муж пожал плечами.
— Не знаю. Если ты меня отпустишь, то может быть. — Он улыбнулся. Я обожал рыбную ловлю, когда был мальчишкой.
— Все, — сказала Элль. — Дух Рене Ле Бука, изыди вместе с удочками и форелью. Я хочу в горы.
Джереми допил рислинг.
— Пойдем переоденемся.
Когда они вошли в свою комнату, раскрытое окно напомнило Элль о Маню. Она выглянула во двор, но сына Мари там уже не было, только срезанные ветки аккуратной кучкой лежали возле кустов.
— Что ты там увидела? — поинтересовался Джереми.
Он скинул рубашку и голый по пояс стоял у открытой дверцы шкафа, роясь в одежде.
— Я сегодня познакомилась с Маню, — сообщила ему Элль.
— Я тоже видел его утром, — сказал он. — Только мельком, потому что он от меня сразу убежал. Мари говорит, что он очень застенчивый. Ну где же эта чертова рубашка?
— Какую ты ищешь?
— Сафари.
— Пусти меня.
Элль быстро отыскала рубашку и дала ее мужу. Она сняла юбку и влезла в джинсы, затем достала из коробки новенькие кроссовки, купленные перед самым отъездом специально для этой поездки, и переобулась.
— А меня он уже не боится, — сказала она.
— Кто? — не понял Джереми.
— Маню. Мы подружились.
— И как он тебе?
— Он очень мил и немножко похож на Депардье. Переодевшись, они зашли к Мари предупредить, что собираются на прогулку и обедать будут по возвращении.
Но Мари задержала их и отпустила лишь, снабдив корзинкой с сандвичами и краткой инструкцией, описывавшей ориентиры, которые помогут им не заблудиться. Среди прочих примет был и большой пропеллер ветряного генератора на ферме Найлей. «Это на тот случай, если вы уйдете далеко», — сказала Мари.
Поблагодарив ее, они вышли из дома и остановились на улице, решая, куда им идти, направо или налево, — горы были кругом. Громкий крик сверху заставил их поднять головы. На крыше дома рядом с трубой сидел Маню и кричал: «Элль! Драсту!» Они помахали ему в ответ и пошли прямо, никуда не сворачивая.
Маню с крыши провожал их взглядом, пока они не исчезли из виду. Он даже забрался на трубу и долго стоял на ней. Наконец ему надоело изображать из себя громоотвод, и он, спустившись, уселся на черепицу. Согнув указательный палец, Маню принялся постукивать им по горбатым черепичным спинам — это одна из его любимых игр: каждая черепица откликалась на удар своим голосом, отличным от других. Постукивая по черепицам, он тихо бормотал: «Элль, драсту… Элль, драсту…» И каждый раз, когда Маню произносил «Элль», его охватывало пронзительное чувство сладкой истомы. «Элль… Элль…»
Вдруг он нахмурился, вспомнив высокого мужчину. Столкнувшись утром с ним в коридоре, он был вне себя от радости, решив, что отец наконец вернулся. И был обманут в своих ожиданиях: высокий мужчина походил на отца только ростом.