…Они с Джереми плыли на яхте, принадлежавшей им. Элль лежала на баке, загорая и недоумевая, — ведь Джереми не любит моря. Муж стоял у штурвала. Она подняла руку и помахала ему. Он взмахнул в ответ и окликнул ее. Ветер был в ее сторону, и голос Джереми прозвучал приглушенно и странно, словно был не его…
…Белый, вздувшийся горбом под напором ветра парус яхты внезапно пропал, растворившись миражом, и сквозь белоснежную парусину просочился серый мокрый камень. Но голос Джереми, странный и чужой, продолжал ее звать, слабо пробиваясь сквозь гул, в котором она висела…
Элль вяло шевельнулась. И сорвалась.
Она почувствовала сильнейший удар и внезапно увидела прямо перед своими глазами перекошенную от ужаса физиономию Маню с широко разинутым ртом. А затем взгляд застлала белая пелена, и последовал второй удар. Удар сокрушающей силы, который она восприняла не как удар, не как боль, а как вспышку беспросветной тьмы, где-то в глубине тела и мысли. Она чудом не потеряла сознание и почувствовала, как ее с силой отшвырнуло в сторону. Она больше не видела Маню, белая кипящая пузырьками мгла, в которой стремительно вертелись клочья бледно-красного тумана, окружала ее со всех сторон. Жуткий холод и боль хлынули в ее легкие. Она задергалась в кашле и инстинктивно забила конечностями, пытаясь изгнать из груди воду.
Сильный рывок за волосы вытащил ее на поверхность. Элль увидела пронзительную и резкую голубизну неба и забилась в судороге кашля. Ее подхватили под мышки и потащили в сторону.
Наконец-то она вдохнула… Боль скрутила ее в узел, и она судорожно задергалась, выдавливая из легких остатки воды. Каждый вздох причинял жуткую боль. Голубое небо заслонили человеческие лица. Элль не узнавала их. Продираясь сквозь страшную боль в груди и наползающую на нее ночную тьму, которая превратила небо в темный сапфир, а круг солнца — в круг, вырезанный из белой бумаги, она хрипела:
— Джереми… Пещера… Джереми…
Бумажный круг солнца рос, заслоняя собой темнеющее небо, обесцвечивая склонившиеся над ней лица, и вскоре она потонула в его белизне.
14
Элль очнулась в больничной палате. Сначала она увидела розовато-бежевый потолок с матовым плафоном прямоугольного светильника, а потом медленно обвела глазами помещение, в котором находилась. Да, без сомнения, помещение было больничной палатой. Ее взгляд скользнул поверх одеяла, которым она была укрыта, и уперся в спинку кровати. За ней находился дверной проем, закрытый непрозрачным пластиковым занавесом цвета молодой травы.
Она лежала на спине, вытянув левую руку вдоль тела, правая была согнута и прижата к груди. Она почувствовала, что обе руки ее скованы. Так и было: правую руку покрывала гипсовая повязка, а левую удерживал эластичный жгут, обвивавшийся вокруг запястья. На локтевом сгибе левой руки белела нашлепка из пластыря, из-под которой выходила и поднималась вверх прозрачная трубочка.
Элль последовала взглядом за трубкой и наткнулась глазами на металлический штатив капельницы, стоящий рядом с кроватью.
Занавес на двери всколыхнулся, пропуская в палату высокого мужчину во врачебном халате и шапочке. За ним тенью следовала молодая медсестра. Врач быстрым шагом подошел к кровати, пододвинул стул, который Элль не успела заметить, и сел на него, заложив нога на ногу.
— Доброе утро, мадам Моррон, — бодро поздоровался он с ней, улыбаясь. — Ну, как вы себя чувствуете? Меня зовут Симон Дюпре. Я ваш врач.
Медсестра прошла к изголовью кровати и завозилась там, невидимая для Элль. Она услышала лишь негромкие щелчки, а потом руки медсестры поправили ей подушку. Врач, доброжелательно поглядывая то на нее, тона медсестру, ожидал, пока Элль соберется с духом и ответит. У него было некрасивое удлиненное лицо с резкими чертами и тяжелым подбородком, но на редкость приятная улыбка, делавшая его привлекательным.
Элль облизнула губы, сухие и шершавые, и спросила, ворочая непослушным языком:
— Мой муж? Джереми Моррон… Что с ним?
— Замечательно! — восхитился врач неизвестно чему. — Не беспокойтесь: с вашим мужем все в порядке. Он находится в другой палате и чувствует себя совсем неплохо.
— Я хочу его видеть, — сказала Элль.
— Ну-ну-ну… Не так сразу… Вам пока еще вставать Рано, а он к вам прийти не может: у вашего мужа сломана нога. Придется капельку подождать. Но честное слово, с ним все в полном порядке. У него, кстати, сейчас находится ваш брат. — Врач легонько кивнул головой. Кивок предназначался медсестре, и она, промелькнув перед Элль, снова исчезла из поля зрения, но давала знать о своем присутствии слабым металлическим побрякиванием в углу палаты.