Жар, с которым говорила Сибил, несколько удивил его, хоть Том и знал, что почти всё в своей жизни она принимает слишком близко к сердцу. Но проблемы деторождения и материнства всегда были для Бренсона чем-то слишком далёким, существующим как будто отдельно от него самого и его мира; он считал себя солдатом Ирландии, борцом за её свободу, а эти аспекты жизни казались на фоне того, чего он ждал и требовал от себя, вещами малозначимыми. Но теперь рядом с ним, касаясь его бедра своим, сидела Сибил, в которой он видел мать своих будущих детей, и внезапно при мысли об этом он ощутил непонятный трепет. И абстрактный ребёнок, которого ему когда-нибудь родит Сибил, вдруг стал для него невероятно дорогим, а сама мысль о его потере или о том, что он потеряет его мать – невыносимой. Рука Тома всё ещё лежала на руке Сибил, и мужчина машинально судорожно сжал её пальцы. Словно она ускользала от него, и только так он мог её удержать. Но девушка была где-то далеко в своих мыслях и едва ли заметила это.
- Кроме того, здесь есть и практические соображения. Я знаю, как накладывать повязки, зашивать раны, менять бельё, я даже на операциях присутствовала, но я понятия не имею, как обращаться с младенцами. Нет, похоже, и эта работа не для меня.
Том не стал спорить с нею, и они отправились по следующему адресу – это был женская больница Кумбе. Сибил, находящаяся на грани отчаяния, готова была пересмотреть свои взгляды на рожениц и младенцев, однако у них не было свободных вакансий медицинских сестёр, хотя они сочли навыки девушки превосходными – или же попросту решили так смягчить свой отказ. Из здания этой больницы она выходила едва не плача, и Том не знал, что сказать, понимая, что это, кроме всего прочего, сильный удар по самолюбию девушки.
- У нас остался ещё вариант, - наконец, заметил он после того, как они пообедали в одном из пабов.
- Последний, - тихо ответила Сибил. За обедом она почти не притронулась к еде, и Том начал волноваться, как бы она не лишилась сил, ведь, по существу, её сегодняшний рацион состоял только из утренней чашки кофе.
- И обязательно удачный.
В ответ Сибил только пожала плечами. Путь их теперь лежал на Эклс-стрит, в больницу Матери Милосердия. Бренсон надеялся, что этот последний вариант подойдёт им, потому что, он знал, Сибил воспримет неудачу как личное поражение, а его мать не замедлит упрочить это чувство девушки. Заведующий больницей, мистер Адам Бэксвелл, не понравится Тому с первого взгляда: это был высокий, не старый ещё мужчина, с грубоватыми чертами лица, неулыбчивый, а его взгляд показался Тому попросту злым. Он несколько минут внимательно читал рекомендательное письмо доктора Кларксона, затем поднял пронзительный взгляд на Сибил.
- Леди Кроули, - он был первым из врачей за сегодня, кто так обратился к ней, и девушка вздрогнула, - очень похвально, что вы выбрали для работы именно эту больницу, и мне это очень приятно, но… Вы уверены, что вы справитесь?
- Во время войны…
- Да, я понял. Ваши заслуги весьма ярко описаны в этом письме, - он небрежно взмахнул листком, - и я надеюсь, что это не просто дань уважения моего коллеги вашему отцу или титулу. Но, даже если всё написанное здесь правда…
Том больше не мог сносить оскорбления, которым этот мужчина подвергал его невесту.
- Послушайте, вы! Разве вы считаете, что доктор Кларксон, ваш коллега, недостоин доверия?! Разве вы…
- Том! - испуганно шепнула Сибил, хватая его за руку.
Врача, похоже, его выпад лишь рассмешил.
- Очень похвально, что вы заступаетесь за вашу… - он смерил их вопросительным взглядом.
- Невесту, - отчеканил Том.
- …невесту. И я склонен доверять своим коллегам. Но всё же… Впрочем, вы должны понимать, миледи, что даже если всё написанное здесь правда, работа, которую вы хотите получить, сильно отличается от той, которую вы знаете. Когда шла война, мы все знали, что она когда-нибудь кончится, а, значит, и ваша работа тоже. А пока она была почётна, почти героична, подвиги сестёр милосердия воспевались во всех газетах с завидной регулярностью. Тогда это было действительно необходимо. Сейчас нет войны, как нет и раненых, а это значит, что вам придётся иметь дело с самыми заурядными пневмониями, туберкулёзом, язвами желудка, лихорадками, травмами, ранами и другими неприятными, но абсолютно негероическими вещами. И это будет работа изо дня в день, рутина, и она окончится лишь тогда, когда люди перестанут болеть… значит, никогда. Вам придётся видеть столько грязных, обездоленных, голодных и умирающих людей, сколько вы не видели никогда, леди Кроули, ведь, - он снова заглянул в письмо Кларксона, - Даунтон был реабилитационным госпиталем для выздоравливающих офицеров. Когда я принимаю на работу медсестру, - мистер Бэксвелл строго посмотрел на девушку, - я ожидаю, что она не сбежит завтра же.
- О, я не сбегу, будьте уверены, - каким-то благоговейным шёпотом проговорила Сибил.
Взглянув ей в лицо, Бренсон с удивлением увидел, что глаза девушки горят воодушевлением. Мистер Бэксвелл, похоже, тоже это заметил, и это озадачило его.
- Что ж, если так… Здесь ещё написано, что вы исполнительны, искусны, ответственны… Я могу принять вас на испытательный срок, но это пока всё. И ума не приложу, зачем вам это нужно… леди Кроули…
- Мисс Кроули, пожалуйста. Зовите меня так, - голос Сибил был твёрд, как никогда.
***
Уже вечерело, когда Том добрался до церкви. Он окинул взглядом небольшую, сложенную из серого замшелого камня церквушку, которая присутствовала во всех его детских воспоминаниях. И всегда же в них, неотделимый от этого старинного здания, был отец Джозеф. Ему даже казалось, будто он совсем не менялся за эти годы, хотя, конечно, это было не так. В последний раз Том был здесь восемь лет назад, перед своим отъездом в Англию. И сейчас, возвращаясь, испытывал внутренний трепет, будто переступал порог отчего дома.
Внутри царил полумрак, разгоняемый лишь десятком свечей, горящих у алтаря. Звук его шагов гулко разносился под стрельчатыми сводами пустой церкви. И тотчас из боковой двери возле алтаря появился священник. Том не сразу узнал отца Джозефа: за минувшие годы он постарел, располнел и почти полностью полысел. Он близоруко щурился, рассматривая фигуру Бренсона, застывшую посреди церкви, а мужчина хорошо помнил его когда-то острый взгляд, проникающий словно в самую душу. Но походка отца Джозефа осталась такой же величаво-медлительной, какой её помнил Том. Но, когда он разглядел, кто перед ним, священник ускорил шаг и приветственно развёл руки.
- Неужто это и в самом деле Том Бренсон?! – воскликнул он, и эхо его могучего голоса разлилось под сводами церкви. – До меня дошли слухи о том, что ты вернулся, но я не верил им до конца! С возвращением, мой мальчик, с возвращением!
С этими словами он заключил Тома в крепкие объятия. Бренсон задался вопросом, какие ещё слухи дошли до отца Джозефа, но он ничего не успел спросить. Приобняв его одной рукой, священнослужитель увлёк его по направлению к алтарю.
- Это хорошо, что ты вернулся сейчас, Том, очень хорошо! – при этих словах сердце Тома сжалось от дурного предчувствия, но он промолчал. – Конечно, и в шестнадцатом каждый храбрец был на счету, но, увы, нас постигла неудача… - отец Джозеф несколько мгновений скорбно помолчал. – Но и ты тогда мог бы погибнуть, мой мальчик. Но сейчас! Сейчас всё будет по-иному, - его тон изменился на заговорщический, - сейчас мы победим. И я рад, что ты будешь с нами.
Как и любой другой католический священник, отец Джозеф был тесно связан с ИГА*, волонтёрами** и шинфейнерами***, к которым себя всегда – и в особенности во время своего служения в Даунтоне – причислял Том. Но только теперь, при этих словах старого священника Бренсон задумался об этой стороне своего возвращения в Ирландию впервые с той минуты, когда он сошёл с парохода. Его мать считала всякую революционную деятельность бесполезной и опасной, и никогда её не поддерживала в Томе, но, должно быть, таковы все матери. До сей минуты все его мысли были лишь о том, как сделать жизнь в Ирландии удобной и приятной до Сибил, и он совершенно не думал о том, чего станут ждать от него его старые друзья, товарищи по тайным встречам, все окружающие.