Девушка передала градусник одному из больных и тут же склонилась над подростком на ближайшей к ней постели. Томми МакНейл был иссиня-бледным, из груди его вырывались неестественные хриплые звуки: пневмония уничтожала его лёгкие. Сибил с горечью подумала, что следует сказать миссис МакНейл, чтобы почаще навещала сына, ведь совсем скоро, вероятнее всего, она его потеряет. Но она не могла долго задерживаться у постели одного пациента, ведь Элен заболела, так что на саму Сибил легло едва ли не вдвое больше обязанностей. Шум и чей-то плач, донесшийся со стороны дверей, не заставил девушку вынырнуть из её мыслей о вчерашнем недоразумении с Томом – подобная горестная суета была в госпитале той рутиной, о которой предупреждал её доктор Бэксвелл.
- Сестра Кроули! – рявкнул доктор, ничуть не стесняясь десятка пациентов, обитающих в этой комнате. – Вы там уснули что ли?! Живо сюда, вы мне нужны!
Его громовый голос заставил девушку встрепенуться и поспешить на зов. Металлический поднос с лекарствами она оставила на первой попавшейся тумбочке. Доктор Кларксон в Даунтоне никогда не посмел бы говорить в подобном тоне и с последней служанкой, но она не обижалась на доктора Бэксвелла, зная, что, обычно учтивый, он разговаривает столь грубо, лишь когда озабочен одним-единственным – борьбой за чью-то жизнь. Как ни мало она общалась с другими медсёстрами, всё же за эти дни работы в госпитале Сибил узнала, что доктор происходил из уважаемой дублинской семьи, был отличным студентом, подавал большие надежды и до войны пользовал богачей, едва ли не самого вице-короля*; но, побывав на фронте и чудом вернувшись оттуда, он, как и многие, ожесточился и, наплевав на все свои связи и прежние устремления, стал лечить бедноту в больнице Матери Милосердия. Поговаривали, что подобную манеру общения с подчинёнными он тоже принёс с фронта, но всё это не мешало ему быть лучшим врачом, какого только Сибил могла себе представить.
Дурнота комом подкатила к горлу Сибил, когда она подбежала к самодельным носилкам, над которыми склонился доктор. Человек, лежащий над них в пропылённой одежде, был белее мела; над ним плакала такая же бледная молодая женщина, которую никто не мог отстранить от носилок, как ни пытались. А вместо обеих ног у несчастного было попросту кровавое месиво.
- Ну же, сестра, чего вы стоите?! – снова гаркнул мистер Бэксвелл, засучивая уже и без того испачканные рукава и одновременно проверяя пульс на шее мужчины. – Морфин ему, да поживее! Не стойте, как истукан, не то, Богом клянусь, это будет ваш последний день в этих стенах! Готовьте операционную! – крикнул он в сторону. – И мне халат!
Сибил пришлось справиться с дурнотой и негодованием, которое вызвали в ней слова доктора. Это было уж слишком. Не было сейчас времени для обид – центром их небольшого мира до времени должен был стать этот несчастный. Метнувшись к шкафчику с лекарствами, девушка достала заветный пузырёк и откупорила его, обдирая пальцы о жёсткую неподатливую крышку. Набирая лекарство в шприц, она молилась, чтобы оно принесло облегчение страдальцу, и одновременно краем уха слушала историю несчастья, которую кто-то из доставивших мужчину пересказывал одной из медсёстёр: его звали Питер Найтли, и он работал каменщиком на постройке одного из домов в северной части города; леса, на которые свалили груду камней для постройки, не выдержали и рухнули прямиком на обедающих рабочих; большинство отделалось синяками, одному сломало руку, ну а Питеру растрощило обе ноги. Машинально Сибил обратила внимание на руки каменщика: тонкие умелые пальцы с грязными обломанными ногтями. В эгоистичном порыве девушка возблагодарила Бога за то, что Том избрал стезю журналиста, а не строителя или матроса. Женщина, убивающаяся над Питером, была его молодой женой, и Сибил смотрела на неё с удвоенным сочувствием, как на родственную душу.
- Сестра Кроули! Сестра Андсон! Вы мне нужны! – доктор появился на пороге операционной, сияющий белизной халата, словно привидение.
Девушки пошли за ним, две другие медсестры с трудом оттащили от носилок зарыдавшую ещё больше женщину. Носилки внесли в операционную и с крайней осторожностью переложили несчастного каменщика на операционный стол. Сибил лишь наблюдала, как он до крови закусил губу и тихонько застонал. Стараясь не глядеть на своего товарища, словно он уже был мертвецом, строители вышли из комнаты, и двери за ним закрылись.
- Господи, помоги нам, - пробормотал доктор, покосившись на старенькое распятие на подоконнике. – Сестра Андсон, эфир! – скомандовал Бэксвелл. – Сестра Кроули, скальпель.
Операция началась. Сибил стояла прямиком за правым плечом доктора, то подавая ему нужные инструменты, то вытирая пот со лба, то подставляя железный лоток, в который мужчина время от времени небрежно сбрасывал острые осколки костей. Крошечные окровавленные кусочки с отвратительным стуком встречались с металлом, каждый раз заставляя девушку вздрагивать. Эта ужасающая операция не шла в сравнение ни с чем, что ей пришлось видеть прежде в госпитале Даунтона. И, вместе с тем, её завораживали уверенные, отточенные движения доктора. По груди мужчины, обтянутой белой тканью, расползлось алое пятно чужой крови, струйки её обагрили белоснежный доселе передник Сибил. Но она теперь ничего не замечала, кроме строгих команд Бэксвелла, блеска нужных инструментов на маленьком столике, тихого бормотания сестры Кэйт, отсчитывающей капли эфира.
Когда всё, наконец, кончилось, ноги каменщика Питера зажали между стальными пластинами и тщательно и туго перебинтовали, вкололи ему ещё морфина и распахнули пошире окна операционной, чтобы окончательно избавиться от паров эфира, Сибил выбралась во дворик госпиталя. Ей так не терпелось надышаться сырым воздухом, что она даже не сменила пропахшего потом и кровью передника.
- Если всё пойдёт, как надо, этот малый всю оставшуюся жизнь будет хромать, если же нет – через несколько дней его ноги придётся отнять. Но мы сегодня потрудились на славу. И вы тоже, мисс Сибил.
Девушка вздрогнула, только после этих слов заприметив прислонившегося к каменной стене доктора. Он несколько раз чиркнул спичкой и наконец раскурил сигарету. С наслаждением затянувшись, он протянул пачку Сибил, но та отрицательно покачала головой.
- Я так и думал. Хотя вы как будто суфражистка**, а они, говорят, любят побаловаться сигаретами.
Она улыбнулась. Сибил не думала, что он интересуется её политическими взглядами.
- Никогда не относила себя к ним. И никогда не курила. Но спасибо.
- Да, мне, правда, трудно представить себе вас с сигаретой, - заметил мужчина, - как и в операционной, признаться. Я думал, вы убежите, испугавшись. А вы не испугались. Но что бы сказали ваши родные, если бы увидели вас сегодня?
Некоторое время девушка молчала. Его слова явственно вызвали в её памяти образы родителей и сестёр, обрывки их разговоров зазвучали в её ушах. Сибил тряхнула головой, прогоняя видение.
- Ну, мама пришла бы в ужас, Мери и Эдит, думаю, не захотели бы даже слушать о том, что я проделала сегодня. Папа был бы до крайности возмущён, а бабушка заявила бы, что настали совсем уж чёрные времена. Да, я точно знаю, всё было бы именно так.
Слушая, как редкие капли влаги ударяются о листья ползущего по стенам плюща, Сибил чувствовала на себе заинтересованный взгляд доктора.
- Но вы здесь, несмотря на всё это, - подытожил он.
- Именно поэтому я здесь.
_____________________________________
* Вице-король – правитель колонии, наделяется неограниченными полномочиями и является прямым наместником наследственного монарха метрополии.
** Суфражистки - участницы движения за предоставление женщинам избирательных прав. Также суфражистки выступали против дискриминации женщин в целом в политической и экономической жизни.