Выбрать главу
С вечера бодра, румяна, ночью ж вовсе бездыханна.
Ни дыханья, ни движенья, — смертной тени выраженье!
Словно мрамор ее тело, будто вовсе омертвело».
«Если в снах она мертвеет, — знать душа далеко реет!
Днем с тебя очей не сводит, ночью ж в дерево уходит.
Знай, — над речкой под горою верба с белою корою.
Ветки желтые упруги — в них душа твоей супруги!»
«Не такой жена мне мнилась, чтобы с вербою слюбилась,
Пусть жена живет со мною, верба ж тлеет под землею».
Взял на плечи топорище, Вербу   ссек под корневище.
Тяжко над струей речною зашумела та листвою.
Зашумела, застонала, словно мать дитя теряло.
Словно мать дитя теряло, руки-ветви простирала.
Что у дома за собранье? Не над мертвым ли рыданье?
«Смерть стряслась с супругой милой: как коса ее скосила.
Все ходила, хлопотала, вдруг, как гром убил, упала.
Пошатнулась, застонала, руки к люльке простирала!»
«Ох, беда, беда ты злая! Сам жену убил, не зная.
И дитя порою тою сам я сделал сиротою!
Ой, ты верба белоствольна, ревновать тебя довольно.
Отняла полжизни целой: что с тобой теперь нам делать?»
«Подними меня из глуби, желты ветви мне отрубишь.
Прикажи из прутьев тонких колыбель сплести ребенку.
Уложи дитя в корзинку, пусть не плачет, сиротинка!
Станет в ней оно качаться, — тела матери касаться.
У ручья посадишь прутья, не сломать чтоб, не погнуть их.
Подойдет дитя к посаде, выросши, свирельку сладит.
Зазвучит свирель, задышит — голос матери услышит».

ЛИЛИЯ

Л И Л И Я{17}

Умерла девица во цвете лет, словно бы розы увянул цвет; словно бы розы цвет нераскрытый; — тяжко лежать ей, в земле зарытой!
«Не погребайте меня на кладбище, там вдов и сирот плачи и кличи, горькие слезы вечно струятся: станут на сердце мне проливаться.
Похороните меня среди леса, там надо мною зеленой завесой вырастет вереск, петь будут птицы: станет душа моя веселиться».
Году единого не миновало, могила вереском зарастала; третьего года не проходило, редкостный цвет расцветал на могиле.
Белая лилия — видевшим взорам сердце тревожит странным укором; всем, кто вдыхал ее благоуханье, — жаркое в сердце вселялось желанье.
«Гей, моя челядь! Седло вороному! Хочется в лес мне, в зеленую дрему,{18} время охоты, — под шумные ели, мнится мне знатная дичь на прицеле!»
Ух, как залаяли гончие звонко! Ров ли, ограда ль, гоп, гоп! — вперегонку: пан наготове — ружье только грянь, вдруг промелькнула белая лань. «Эге-ге-ге, моя милая, стой, не защитит тебя ельник густой!» Мушка на цели, взведен курок — глядь пред ним — лилии белой цветок.
Смотрит на лилию пан в изумленьи, ружье опускает, сердце в смущеньи; страсти ль волна ему дух занимает, благоухание ль, — кто разгадает?
«Верный мой егерь[25], услуг не забуду: выкопай лилию эту отсюда, чтобы в саду под окошком цвела; жизнь мне теперь без нее не мила!
Верный мой егерь, ближний из свиты, лилию ту береги и храни ты, ночью и днем не смыкая очей; дивною силой прикован я к ней!»
Ходит слуга за ней день и другой; пан зачарован ее белизной. Третья луна над усадьбой стоит, егерь будить господина спешит.
«Встань, господин мой! Сомнения нет: по саду движется лилии цвет; дивное дело, не медли скорей лилии голос услышать твоей!»
вернуться

25

Егерь - слуга при королевском дворе, занимавшийся подготовкой охоты. (прим. верстальщика)