Выбрать главу

В первый же день сотворения ее нового мира Борис посадил ее к себе на колени и задал такой вопрос, от которого она просто чуть не провалилась сквозь землю. Потом вышел в другую комнату и вскоре вернулся с какими-то таблетками и мазями. Не обращая внимания на ее попытки возмутиться, очень подробно объяснил, как всем этим пользоваться.

– Глупенькая, мы же с тобой хотим получать удовольствие, а не проблемы! Ты можешь забеременеть, понимаешь? А это гораздо безопаснее, чем аборт.

Как ни странно, за всеми переживаниями последних дней Александра совсем упустила из виду возможные последствия интимной близости и потому растерялась. А когда пришла в себя, то сильно удивилась.

– О чем ты говоришь, Борька?! Ведь у нас все равно должны быть дети, правда? При чем же тогда аборт?

– Конечно, будут, Шурик, но не сейчас же! Надо сперва институт закончить – мне, по крайней мере. Устроиться в жизни... Да и ты у меня еще слишком маленькая! – Борис нежно щелкнул девушку по носу. – Погуляй пока...

Конечно, он был прав – как всегда.

Все началось прошедшей зимой, незадолго до нового, тысяча девятьсот девяносто первого года. Вернее, началось-то гораздо раньше – летом, только вот Александра узнала обо всем лишь спустя месяцы. Да и то по воле слепого случая! Если бы она в тот день не пошла в областную научную библиотеку – посмотреть редкую литературу для реферата, которой не оказалось в университетской «научке», – может, и до сих пор не ведала бы, что она у Бориса Феликсовича вовсе не единственная «яркая брюнетка». Не только в прошлом, но и в самом что ни есть настоящем!

Саше вспомнилась очередь за творожными сырками в библиотечном буфете, спины двух девиц, стоявших перед нею. Одна из них рассказывала подружке о своих сердечных делах, в том числе и о некоем Борьке Жемчужникове:

– Помнишь того парня, с которым у меня было летом... Ну, в «Каравелле»? Я тебе говорила... Ну да, а теперь появился! Недели две назад нашел меня на репетиции в студии, представляешь? Я обалдела! – девица чуть понизила свой хорошо поставленный голос. – Ну, и прямо из клуба потащил в какую-то пустую хату в Юго-Западном... Представляешь?!

Борька Жемчужников! Красивая фамилия... Да если б даже было сказано только это – и то совпадение исключалось: слишком яркое сочетание! Это ж не какой-нибудь там Петя Иванов... Но были еще и «Каравелла», и «пустая хата» в Юго-Западном районе – квартира Борькиного одноклассника, уехавшего за большими деньгами на Север, квартира, в которой она сама бывала столько раз...

– Не реви! – приказала Маринка, влив в нее рюмку «трофейного» коньяка и уложив в постель. (Обе девчонки уже жили в общежитии). – Я знала про этот «медицинский роман». Не знала только, что пошел рецидив.

– Как – знала?! – задохнулась Саша. – Да как ты... А еще подруга! Ты почему ничего мне не сказала?!!

– Ты на меня свои зеленые глазоньки не таращи, а лучше мозгами поработай. Я тебя предупреждала, что твой Борька гад и бабник? Предупреждала. Что ты мне ответила? Не суйся, мол, Мелешкина, не твоего ума дело. Разве не так?

Александра рыдала, уткнувшись в подушку. Возразить было нечего.

– Вот сказала б я тебе, Сашка, – и что дальше? Поверила бы ты мне? Да ни в жизнь! Решила бы, что я опять качу бочку на твоего чудесного Бореньку, и я бы стала врагом номер один... Ладно, прости меня, дурочку, слышишь? Говорю же – не знала, что он опять с этой медичкой таскается. Думала, все в прошлом, так зачем тебе зря переживать...

И Мелешкина рассказала, что эту самую Светку штаб прислал на замену неожиданно заболевшего «судового врача» «Каравеллы». Пробыла она на позициях недолго – что-то около двух недель, однако успела наделать шуму среди команды... В этот раз Борька был гораздо осторожнее, чем два года назад в колхозе, и все-таки «медицинский роман» не заметили разве самые безнадежные лохи.

– Ты б давно уже и сама узнала. Да только стройотрядовцы – народ не болтливый, потому и не было утечки, – закончила Маринка. И отрубила: – Если ты простишь этого козла, то нашей дружбе конец, так и знай!

Саша торжественно поклялась не прощать. Тем же вечером Борька молча выслушал ее пламенную отповедь на пустынной аллее парка. Его тонкие губы кривились в усмешке, а темно-серые глаза смотрели в сторону.

– Ну что ж... Возразить мне нечего: ты кругом права, Шурик. Оправдываться глупо, просить прощения – пошло. Я тебе сказал, что со Светкой покончено. Но если ты решила, давай разойдемся как в море корабли. Пока!

И, повернувшись, он быстро зашагал прочь между двумя рядами заснеженных скамеек.

Тогда Александра целых четыре дня пыталась привыкнуть к новой жизни. Вернее, к ее отсутствию: ей казалось, что жизнь кончилась. А на пятый день Жемчужников с помощью предателя Фили заманил девушку в пустую аудиторию, запер дверь на стул, упал ей в ноги – в буквальном смысле – и не отпускал до тех пор, пока та не простила. Маринка жутко ругалась, но и она не сдержала данное слово...

Потом почти полтора месяца Борька был очень похож на того «ангела-хранителя», который в прошлом году обхаживал наивную первокурсницу Сашу Александрову. Только встречались они теперь реже: он ссылался на профессиональные дела, на то, что занят поисками предстоящей работы – «доходного места». По этой же причине стал чаще пропускать занятия, иногда Александра не видела его по два-три дня... Маринка многозначительно смотрела на подругу и шумно вздыхала, но Саша делала вид, что ничего этого не замечает.

Они вместе встретили Новый год, пили шампанское за «наше счастье» и даже поговорили о своей свадьбе – отложенной, правда, на неопределенный срок. Успокоенная, Саша сдала зимнюю сессию как и подобало студентке-отличнице и на короткие каникулы в Звенигорск уехала почти что счастливая.

А потом... Потом все сразу полетело в тартарары – покой, счастье, любовь...

После их «медовой недели» то был второй раз, когда Саша снова очутилась в квартире на улице Комиссаржевской: прошел почти год! Ольга Геннадьевна, которую она знала только понаслышке и с которой вовсе не стремилась познакомиться лично, уехала с ночевкой на заводскую турбазу – праздновать восьмое марта. Ожидая Бориса Феликсовича из ванной, «Шурик» от нечего делать стала перебирать пожелтевшие черно-белые снимки, как попало сваленные в картонную коробку. Вот крошечный Борька в детской кроватке, улыбается... Борька на трехколесном велосипеде, чуть постарше... Борька с мамой и папой, наверное, на даче... Пардон, а это кто?..

Александра смотрела на большой, весьма профессионально выполненный портрет молодой женщины, кокетливо опершейся подбородком на сцепленные кисти рук. Если б не прическа – длинные распущенные волосы в мелких кудряшках, – она была бы очень похожа на кинозвезду Лолиту Торес. И если бы не взгляд... Что-то было отталкивающее в этих выразительных, чуть-чуть раскосых, сильно накрашенных глазах.

Саша озадаченно перевернула снимок и прочла надпись, выведенную мелким «кудрявым» почерком: «Моему любимому сыночку и мужу от мамочки». Ниже стояла дата – 25 мая 1982 года. Девушка быстро сопоставила: в марте Борьке исполнилось восемнадцать, значит, эту фотку ему подарили перед самым призывом. Мачеха?.. Ну конечно, других вариантов быть не может. «Любимому сыночку», хм... То, что Борька был когда-то у Ольги Геннадьевны «любимым сыночком», стало для Саши откровением. Он рассказывал совсем другое. И, главное, почему «сыночку и мужу», почему она подарила им один снимок на двоих? Да еще накануне проводов в армию... Странно как-то!

– Что это ты там рассматриваешь?

Борис стоял на пороге комнаты, вытирая полотенцем мокрые вихры.

полную версию книги