-- Тогда смысла нет ходить.
Злясь и вздыхая, он подбирает с пола раскиданные вещи. Томин к нему приглядывается.
Петухов широк в плечах, крепок и кажется румяно-смуглым от "снежного" загара. Но в водянистых серых глазах и голосе угады-вается какая-то душевная слабина. То ли очень уж выбит из колеи случившимся, толи так и остался немного "хлюпиком", несмотря на все свои успехи...
-- Скажи, Боря, родители писали регулярно?
-- Ну! -- утвердительно произносит Петухов.
-- В последних письмах не проскальзывали тревожные нотки? Они никого не опасались? Не писали что-нибудь вроде: "Часто захаживает такой-то, передает тебе привет". А?
-- А старики-то чего говорят?
-- От матери мало чего узнал, к отцу еще не допускают... Денег ты в квартире не нашел?
-- И не искал. До того ли мне сейчас, друг милый!
-- Ты здорово переменился. Уважаю твои чувства, Боря, но... Какую шкатулочку мать могла называть "заветной"?
-- Шкатулка? Одна всего и есть -- которую отец подарил. На свадьбу, кажется.
-- И в ней лежали?..
-- Ерунда всякая. Вот, -- поднимает опрокинутую палехскую шкатулку, возле которой рассыпаны вывалившиеся на пол безде-лушки.
-- Понимаешь, неясно, нашли деньги или нет.
Борис смотрит на него хмурясь.
-- Извини, я слегка не в себе...
-- Неясно, говорю, нашли ли те деньги, что ты присылал.
-- Да?.. -- после паузы растерянно произносит Борис.
-- Ну да. Родители рассказывали, что держат их дома. Но где? Почему ты не убедил их положить на сберкнижку?
-- А... что они еще рассказывали?
-- Почти накопил на машину. Вернешься -- купишь.
-- Прямо так?.. Так вот и говорили?! Хвастливое старичье! -- Он в крайнем волнении.
-- Да, накликали. Но -- не посетуй на откровенность -- сколько они, бывало, и краснели за тебя и челом били в разных инстанци-ях. Ты ведь был ох не подарочек!
-- Ну и что?
-- Когда-нибудь людям хочется наконец моральной компенса-ции: "Вот каков наш Боря, получше других!"
-- Ну и заварилась кашка! Первый сорт!
-- Не знаешь, доехала до них твоя клюква?
-- Господи, велика разница, доехала -- не доехала... Надо ж, про клюкву известно!
-- Сколько ее было?
-- С полведра примерно. Велел ребятам набрать.
-- Как ты ее упаковал? Когда и с кем отправил?
-- Насыпал в лукошко, поверху мешковинкой обвязал. Один ханурик от нас увольнялся, с ним и послал. Должен был уж прибыть. Он проездом на юг.
-- "Ханурик" какого сорта?
-- Да так...
-- В доме не нашли ни ягодки, а полведра сразу не съешь.
-- Чего ты прицепился с клюквой?
-- Грабители вынесли отсюда корзинку. И тоже обвязанную тряпицей.
-- Что же, они на клюкву позарились?
-- Думаю, не тот ли вынес, кто и внес? Чтобы следа не остав-лять.
-- Он?!.. -- Борис садится посреди комнаты на стул.
-- Обрисуй, что за личность, прикинем.
-- В Хабарове и обрисовывать нечего. Одно слово -- алкаш. Неужели...
Его прерывает робкий звонок в дверь.
-- На всякий случай, меня нет, -- говорит Томин и встает в передней за вешалку.
-- Кто там? -- слегка оробев, окликает Борис.
С лестницы доносится невнятно: "Откройте, не бойтеся!"... Борис удивленно прислушивается, протягивает руку, но в послед-ний момент, засомневавшись, не скидывает цепочку, а лишь приотворяет дверь. Теперь голос звучит отчетливее: "Прощения просим, что поздновато, заплутал малость в Москве... От Бориса Афанасьевича я". Петухов распахивает дверь. На пороге хмель-ной низкорослый мужичонка с лукошком в обнимку.
Томин выступает из-за вешалки.
-- Свят-свят-свят!.. Кудай-то я прибыл -- туда или обратно? -- хихикает гость, таращась на Петухова.
-- Туда, туда, входи.
-- Нет, Борис Афанасьич! Ить я поехал, а вы осталися. Я кому же клюкву-то вез?..
Борис оборачивается к Томину.
-- Познакомься с товарищем Хабаровым, -- язвительно кри-вит он губы. -Больше у тебя никого на подозрении нет?
* * *
Выбыл из подозреваемых племянник Гена, выбыл и Хабаров. Корзинка оказалась в руках преступников просто "паролем": знали, на что сослаться, чтобы пустили в квартиру. А их осведомленность... Если Петухова откровенничала в магазине, то могла и еще в десяти местах. Не угадаешь, где кто слышал.
-- Снимаем с повестки дня? -- спрашивает Томин, беря со стола Знаменского пустое лукошко из-под клюквы.
-- Увы.
-- Кое-что, Паша, забрезжило с другой стороны. У этого Санатюка, судимого за убийство и квартирные кражи...
-- И живущего рядом с Кирпичовым... Помню.
-- У него племянница работает в почтовом отделении и зани-мается денежными переводами -- обрати внимание. А отделение, еще раз обрати внимание, обслуживает, в частности, наш дом. Факт, по-моему, достаточно увесистый.
Крутанув лукошко, Томин запускает его волчком и торжеству-юще косится на Пал Палыча. Любит он нежданные эффекты.
Но Знаменский, хотя слушает и внимательно, не спешит лико-вать.
-- Тебе, Паша, все мало? Тогда добавлю, что эту Варю Санатюк неоднократно встречали под ручку с Кирпичовым!
* * *
В больничной палате несколько коек. На одной из них -- Петухова. Возле нее сидит Борис.
-- Ты сейчас, главное, не волнуйся, тогда через недельку и встанешь. И я вот приехал, и папе лучше. Поживете еще... А про деньги эти, которые в шкатулке лежали...
Петухова порывается что-то сказать, но Борис косится на со-седние койки -- слушают ли посторонние -- и останавливает мать:
-- Тсс! Молчи! Тебе велено поменьше говорить, вот и помалки-вай! Про деньги забудь! Жалко, конечно, да что поделаешь. Я и папе сказал: были, сплыли, и наплевать. Новые наживем, здо-ровье дороже. Поняла? -- заглядывает он ей в глаза. -- Поняла ты меня?
-- Поняла, сынок... -- шепчет Петухова. -- Спасибо, что не сердишься...
-- Молчи, молчи! Наговоришься еще вдосталь, когда допраши-вать будут. Этот Сашка Томин, как я представляю, талантов небольших, но для соседей готов расстараться. Вдруг и поймает наших злодеев. У-у, мне бы их в руки!
* * *
"Небольших талантов" Томин находится в это время у началь-ника районного узла связи.