В пиццерии все осталось таким, как я помнила, за исключением официантки, встречающей гостей. Даже отдаленно женщина не напоминала Галину, а, казалось, была полной ее противоположностью: вместо светлых прядей лоснилось полотно из густых волос цвета воронова крыла, а если на лице и был макияж, то выглядел настолько естественно, что беглый взгляд легко мог принять его за природную красоту и свежесть. Официантка провела нас в зал, прижимая к груди стопку меню, и приглашающим жестом указала на столик в углу. Тот самый, где когда-то сидели мы с Ником, и желудок внутри стянуло узлом.
– А можно мы сядем вон за тот, – поспешно сказала я, заметив, что Диана принялась разматывать шарф. – У окна?
– Да, конечно, – официантка одарила меня дружелюбной улыбкой и положила меню на указанный стол. Я коротко поблагодарила ее и скользнула по мягкому сиденью к окну, чтобы оставаться как можно дальше от зоны, которая непроизвольно поднимала в голове воспоминания. Картины прошлого по-прежнему приносили боль, пусть и не такую сильную. Иногда я задавалась вопросом, как чувствовал себя Никита? Все ли у него хорошо? Но быстро одергивала себя, напоминая, что Каримов не заслуживал моего беспокойства. Не после того, как обманом подселил в сердце чувства, которые мозг не мог отринуть, даже зная истинное положение вещей.
– Ты чего так грустно вздыхаешь? – спросила Диана и дотронулась холодными пальцами до моей руки. – Волнуешься?
– Да нет, не то чтобы. Нам же не вступительные экзамены писать. Так, придем в университет, послушаем, что скажут, да уедем.
– Звучит как-то не вдохновенно, – не отрываясь от раскрытого меню, сказала Виолетта.
– Что поделать, – я потянулась и тоже взяла сложенную брошюру, чтобы выбрать одно из блюд. – Как есть.
– А я, если честно, – вступила в разговор Даша, – очень волнуюсь. Что, если мы им не понравимся? Вдруг скажем или спросим что-нибудь не то?
– Лично я точно буду молча сидеть и слушать, что они предлагают, – только от Дианы в этот миг сквозило уверенностью. – В любом случае все важное и так объяснят, а специфичные детали можно потом в приемной комиссии узнать.
– Тогда зачем ты-то сегодня едешь? – во время разговора было сложно сконцентрироваться на пестрых картинках с готовыми пиццами, но интерес брал верх.
– Мне хочется посмотреть, как все выглядит внутри. Вдруг фотографии на сайте совсем не то представление дают о месте. Лично мне важно, где будут проходить занятия следующие пять лет моей жизни. С ветхими кабинетами со скупым отоплением, а также осыпающейся тут и там штукатуркой моя творческая душа не готова мириться.
– Особенно после нашей школы, – добавила Виола и поморщилась, будто повидала места намного хуже и ощущала разницу. Я могла только догадываться, где ребята учились, прежде чем вернуться в Ксертонь.
Диана предложила заказать две большие пиццы на четверых, и мне понравилось это предложение, потому что целую, даже маленькую, я бы ни за что не осилила. Неприятное, будто щекочущее тело изнутри, ощущение преследовало и не отступало. Эта пиццерия была моим личным кругом ада. Местом, что высасывало силы одним своим существованием.
Одноклассницы продолжали о чем-то говорить, но до меня доносились лишь обрывки их слов. Я не слушала, увлеченно рассматривая проносящиеся за окном машины, ища хотя бы немного покоя. Как назло, мимо пронесся темно-вишневый джип и окунул меня в трясину боли с новой силой. Должно быть, это отец Никиты возвращался домой из супермаркета, а может, просто ездил по делам.
Я облизнула пересохшие губы и, будто в наваждении, почувствовала знакомый вкус лимонного мармелада. Именно таким был поцелуй Ника. В памяти всплыло ощущение, какими мягкими были губы Каримова в тот день и как чертовски тянуло к ним прикоснуться. Еще и еще, увереннее требуя с каждым разом большего, отдаваться охотнее, тонуть в его руках. Если эта любовь была всегда лишь наваждением, навязанным с чужого плеча, то почему всякий раз, как стоит вспомнить о Никите, сердце так больно сжималось?
– Ася, налетай! – веселый голос Дианы вернул меня к реальности. – Не то сейчас все разберем, глазом моргнуть не успеешь.
Я постаралась улыбнуться, но щеки будто стянуло. Кожу неприятно защипало. Как можно непринужденнее я подцепила с тарелки кусок, пытаясь сделать вид, что все нормально. Тягучий сыр не желал отпускать треугольник пиццы из круга и, как влюбленный, провожал пассию до края стола, где наконец я отделила лишнее зубцом вилки.