– Забавно, что ты считаешь ее именно волчицей.
Денис потупился и несколько раз медленно моргнул.
– Но ведь так и есть! – он указал на себя. – Я же парень.
От его объяснения я прыснула. Тоже мне правило: раз я парень, то мой волк непременно должен быть волчицей. До этого момента я вообще не слышала, чтобы оборотни говорили о своей силе как о живом существе, с которым можно контактировать и считаться. Костя не говорил мне ни о чем подобном, да и, говоря откровенно, я сама не ощущала присутствия другого. Версия, что оборотень внутри может быть эфемерным компаньоном, больше напоминала мне мягкий вариант раздвоения личности.
Денис нахмурился, следя за моей реакцией.
– Погоди, ты серьезно не знаешь?
– Не знаю чего?
Он выжидающе посмотрел на меня, будто ожидая, что я вот-вот крикну с места: «Подловила!» – и рассмеюсь.
– Господи, да не прикалываюсь я! Объясни нормально.
– Ну, наша звериная сторона – это что-то вроде духа-защитника, хранителя. Он – или она, как у меня, – может по-разному проявлять себя в зависимости от того, кто у тебя в роду был и кого удалось унаследовать. Чаще всего хранитель – сущность противоположного пола. Одни говорят, что это из-за того, что оборотни первоначально – порождение магии. Во время создания первых существ ведьма создала звериную сущность, отделив от духа крестьянина естественную, дикую составляющую его натуры. Ту, что чувствовала себя хозяином леса и могла выживать благодаря развитым инстинктам и памяти предков. Часть, которая исходно была в человеке и хранилась глубоко внутри, до востребования, чтобы в момент наибольшей нужды спасти скоростью реакции, а не долгими размышлениями. Мой отец говорит, что наша сущность – она нечто вроде матери, что особенно будет биться ради своего сына, а вам, девчонкам, наоборот, достаются отцы.
– Спасибо, один чрезмерно опекающий отец у меня уже есть. Обойдусь без второго духа-няньки. Впрочем, моя сущность, вероятно, мое мнение разделяет.
– С чего ты взяла?
– С того, что никакого попутчика я внутри не ощущаю. А шестое чувство… – Я прикусила губу, как только поняла, что намеревалась сказать.
Будь внутри меня действительно умный и бдительный дух, он бы разбил чары Ника, как ворон клювом скорлупу арахиса. В реальности же я угодила прямиком в капкан.
– А шестое чувство уж точно крепко спит, оставив меня на произвол судьбы.
– Опять же, ощущение духа – это не правило, а скорее закономерность в моем роду. Как у Черных дела обстоят, твоему отцу виднее.
– Видимо, никак не обстояли. Папа ни о чем таком мне не рассказывал. Хотя, может, он просто проверяет меня.
– Проверяет? Думает, что ты врешь об обращении?
– Да как тут соврешь? Наверное, он просто надеется, что от лечения не будет толка и я прибегу к нему, как только почувствую что-нибудь новенькое и не справлюсь. Спросить-то мне больше некого.
– Погоди, – Денис остановил меня раньше, чем я продолжила. – Какое еще лечение? Тебя правда от чего-то лечили в больнице?
– Ну я не просто так почти месяц там прохлаждалась, знаешь ли. Было несладко учиться заново смотреть на мир, фильтровать все запахи, вкусы. Базово определиться, а нужна мне вообще жизнь сверхъестественного существа или нет. В любом случае я сделала свой выбор, а доктор Смирнов сказал, что может попробовать мне помочь немного заглушить симптомы. Так что я рискнула.
Денис посмотрел на меня с жалостью, будто перед ним сидело маленькое несмышленое дитя. Наивное и беззащитное. Все еще верящее в сказку со счастливым концом, страницы которой давно уже сожгли.
– Ты доверилась ему даже после всего, что он сделал с матерью Никиты?
– Ой, и до тебя уже слухи с хеллоуинской ночи добрались, да?
– Да об этом говорят чуть ли не все и вся. Из наших никто теперь не сунется в больницу, точно тебе говорю.
– Даже если его лечение сработает?
Денис запнулся, не зная, что ответить. Он взвешивал собственные чувства, но чаши весов предательски замерли, отказываясь подсказать правильное решение.
– Даже если доктор справится, я не встану к нему в очередь.
У нас с Денисом были разные контексты. Он вел себя так уверенно, когда говорил об оборотничестве. Знал намного больше меня, но говорил лишь то, что хотел, чтобы я услышала. Проблема была в том, что слушать мне не хотелось. Разговор с ним походил на обсуждения с Костей, который был убежден в правильности происходящего.