Даже когда я призвала нужные воспоминания и знания, у меня все равно сохранялось ложное чувство диалога между Костей и тем псом. Чтобы недоразумение не повторилось вновь, я отошла подальше, к самой стене здания, и продолжила наблюдать, как мужчины выгружают одну клетку за другой. Одинаковые клетки проезжали мимо меня и скрывались за распахнутой дверью псарни.
Костя придерживал, идя сбоку, последнюю клетку, а войдя в постройку, закрыл за собой дверь, строго-настрого велев нам с Денисом не заходить, пока он сам не позовет.
– Красивые, да? – спросил Денис осторожным тоном, когда мы вновь остались одни.
– Красивые, – машинально повторила за ним. – И одновременно жуткие. У каждой взгляд такой смышленый, будто человеческий.
Дроздов кивнул и снова притих, скрыв покрасневший от холода нос в вороте куртки. Он громко выдохнул ртом, стараясь поскорее согреть теплым воздухом лицо.
– Денис, – я позвала его, чувствуя, какой густой становилась тишина недосказанности. – Зачем оборотням собаки?
Он помолчал, уставившись в одну точку. Ответ не мог быть простым, иначе мой друг давно и легко все объяснил бы. Во всяком случае, хотя бы попытался. Но Денис молчал, не то надеясь, что вот-вот из-за стены донесется голос Кости, не то подбирая нужные слова. А может, и объяснять здесь было нечего, и просто я оказалась недостаточно умна, чтобы сопоставить два и два?
– С чего ты взяла, что перед тобой были собаки?
– Денис, ты же сам говорил, что это псарня, – я кивнула в сторону дома.
– Говорил.
– Если это называется псарней – а передо мной, без всяких сомнений, только что провезли около пятнадцати клеток не то с бродяжками, не то с очень плохо вычесанными маламутами – и дом здесь появился по некой договоренности с семьей Каримовых, то мой вопрос кажется вполне логичным. Разве нет?
Денис прислонился спиной к стене и широко расставил ноги, давая себе опору понадежнее. Он выглядел уставшим, и мои вопросы ему явно не нравились, вот только деться от них Дроздову было некуда.
– Ты увидела то, что хотела увидеть, а не то, чем это являлось на самом деле.
– И чем же это являлось на самом деле?
Денис посмотрел на меня измученным взглядом. Каждый вопрос надламывал сильнее его решимость.
– Тем, что заставит тебя задуматься.
Еще один уклончивый ответ.
– Над чем?
– Над всем, – Денис ухмыльнулся, и последние крохи моего терпения растворились вместе с паром от теплого дыхания.
– Странно, что ты не заметила, как похожи ваши глаза.
Челюсть больно свело от злости, и мне захотелось найти, куда ее направить, поэтому я не придумала ничего лучше, кроме как вернуть дарителю его подарок: то есть повернулась к Денису и хорошенько шлепнула раскрытой ладонью по плечу.
– Да чего из тебя приходится сегодня все вытягивать клещами?
– Да потому что не мне тебе все рассказывать! – крикнул Дроздов на меня в ответ и потер ударенное место.
Ладонь приятно гудела, но сильного облегчения это не принесло. Скорее наоборот, я разозлилась еще сильнее, а его молчание заставило меня захотеть ударить вновь.
В куртке стало жарко. Шарф неприятно прижимался к горлу. Я почувствовала это только сейчас, и мне начало казаться, что дышать стало тяжелее. Ткань, что еще недавно казалась приятной, ощущалась как неприятная и грубая. Желая освободиться, я принялась разматывать шарф, но когда и это не помогло, потянула за молнию и расстегнула до груди куртку.
– Эй, ты в порядке?
Я лишь кивнула и постаралась сосредоточиться на дыхании. Меня тянуло вниз, к холодному спасительному снегу, но я чувствовала, что здесь что-то не так.
– Не похоже, – Денис отпрянул от стены, подошел ко мне и положил руки на плечи. Они тяжелым грузом удерживали меня, и от этого стало только хуже.
– У-у-у, а с руками-то чего? – Денис присвистнул. – А говорила, что лечение доктора помогает.
– Что? – на последнем издыхании выдавила я.
– Да ты вот-вот обратишься.
– Что?
Из-за стены донесся многоголосый вой стройного хора. Голоса псов со звоном отдавались в моей голове.
По телу волнами накатывала дрожь, становясь все сильнее. Мои ноги затряслись, и я почувствовала, как сложно стало стоять, и прислонилась к стене, но и это не помогло: меня продолжало тянуть к земле.