– Это другое. Ты не понимаешь.
– А ты попробуй объяснить.
На перемены в настроении Стаса у меня стремительно развивалась аллергия. В некоторые моменты Смирнов казался мне надменным и безразличным, в то время как в другие он вел себя как заботливый друг. То Станислав легко рассуждал рядом со мной о произведениях искусства и день за днем навещал в больничных стенах, приводя и одноклассников. То наступали дни, когда Стас мог игнорировать мое существование, становясь холодным как лед и настороженным, будто бы перед ним назойливая попрошайка, которая старается незаметно стянуть кошелек. Впрочем, раз Станислав и Таню недавно водил к картинам, то напрашивалась мысль, от которой мне сразу стало мерзко. Когда ты отводишь одну девушку показать нечто важное для себя – это может говорить об искренности, о желании узнать другого. Когда же ты повторяешь один и тот же аттракцион из раза в раз, то жест начинает считываться как хорошо отработанная схема, чтобы произвести впечатление на девчонку.
– Помнишь картину в холле с тремя мужчинами на лесопилке? Ты довольно долго ее рассматривала.
Вспомнить день, когда я впервые оказалась в доме Смирновых, было не трудно, пусть Артур и приложил все возможные усилия, пытаясь стереть воспоминания. До сих пор не понимаю, почему сначала чары не подействовали на меня и лишь позднее взяли верх на короткое время, за которое я даже смогла успокоиться, легко приняв на веру идею с пранком над новенькой ученицей. Наверное, всем было бы проще, если бы я не вспомнила ни о похищении, ни об увиденной битве вампиров.
Я постаралась напрячь память и вспомнить полотно, но тщетно: в голове витали обрывки объяснений Стаса. Прошло совсем немного времени, а я помнила лишь в общих чертах позы персонажей. Лучше всего запомнилось, как Станислав указал на картине тотем, спрятанный среди густых еловых зарослей. Наверное, память всегда цепляется лучше за те фрагменты, которые сперва ускользнули от взгляда.
– В общих чертах, но не в деталях. Помню, что мы долго рассматривали и обсуждали ее. Помню мужчину на пне, который держался отстраненнее других. А еще тотем!
– Детали не так важны, хотя я рад, что ты запомнила тотем, – по наметившейся улыбке на лице Стаса я поняла, что Смирнов немного расслабился. – Эта картина неспроста находится в доме. Она была одной из первых, что написали в Ксертони, когда город скорее был скромной деревней, приютившей разрозненных странствующих. Все мужчины на картине были из первых поселенцев, а тотем возведен в почитание твоей породе за защиту от темных сил.
Стас отвлекся, когда за моей спиной раздался грохот.
– Вы еще подеритесь из-за того, какие джинсы стоит надеть к ужину, – саркастично бросил Смирнов сестрам.
– Вообще-то мы не для себя стараемся, а для Аси, – нравоучительным тоном начала Диана. – А она даже не смотрит?
Про себя я отметила, что от юбок подруги уже перешли во время спора к джинсам, и мне стало немного легче. В джинсах я чувствовала бы себя куда привычнее и комфортнее, однако умом понимала, что проще согласиться на любой выбор Дианы и Виолетты, лишь бы все стихло. Сил разбираться даже с простыми вещами у меня уже не было, а поводов подумать о более сложных и важных вопросах оставалось более чем достаточно.
– Мне все равно, честно. Я надену любые, какие скажете, – это все равно лишь на час.
– Всего лишь на час? Это кто тебе такую глупость сказал?
– Он, – я указала на Стаса, и парень тут же посмотрел на меня с укоризной.
– Нехорошо врать гостям, братец, – отметила Виолетта и опустилась на колени, после чего начала по второму кругу перебирать вещи в центре комнаты.
– Выберите уже что-нибудь и пойдемте. Я топчусь в дверях именно потому, что жду вас! Отец уже всех зовет к столу.
– Ну, разумеется. Без нас же ты дороги не найдешь. – Сестры переглянулись и звонко рассмеялись. Топор войны между странной парой элегантных брюк клеш и по последней моде потертых на коленях джинсов был зарыт ради объединения против общего врага – старшего брата.
Стас сохранил невозмутимость и как ни в чем не бывало перевел взгляд на меня и продолжил:
– Этот особняк, как и картина, не простые вещи, а напоминание для наших родителей о прошлой, иной жизни, что тесно переплелась с оборотной стороной Ксертони. Мужчина на пне был маминым отцом. Не моей биологической матери, конечно, а той, что воспитала, поэтому я с уважением отношусь к решению родителей вновь обосноваться здесь. Ольга родилась и выросла здесь, прежде чем встретила Владимира. Решение оставить семью и ради отца избрать иной путь далось ей нелегко. Возвращение в Ксертонь – это то немногое, что мы можем из благодарности сделать для нашей матери.