– Мы что, на кладбище? – не понимая, как мы здесь оказались, я в ужасе смотрела на Стаса. Если это начало нелепой шутки в духе Смирнова, у меня не было никакого желания в ней участвовать, ведь не так давно умерла бабушка. Мама созванивалась со мной иногда по вечерам в середине недели, даже когда я была в больнице, и рассказывала о том, как прошел ее день. Этих звонков было мало, но все же они были. Незадолго до приезда в Ксертонь, например, Мария рассказывала, что забрала прах бабушки, и скоро в Ростове появится запечатанная ячейка с ее урной. Оказалось, что этот процесс не так быстр, как я предполагала. Долгая очередь на изготовление самой таблички, а также овальной фотографии занимала несколько месяцев. Потому прах бабушки еще несколько месяцев будет покоиться в квартире на поверхности дубового комода, по соседству с любимыми хрустальными бокалами, что предлагались гостям лишь по особому случаю.
– Да, на ксертоньском. Я же говорил, что нужно навестить мать. – Стас методично и собранно проверял, ничего ли не забыл в машине, постепенно раскладывая по карманам смартфон и ключи.
– Я думала, ты об Ольге.
Стас вяло улыбнулся, как никогда не делал, и понять, при мысли о ком он испытывал большую грусть, у меня едва ли получалось.
– Нет, конечно. Я же сказал, что не собираюсь ее искать. Ольга сделала свой выбор, и из уважения ко всему, что она сделала для семьи, я не стану лишний раз напоминать о себе. Как бы тяжело ни было.
– Я не понимаю.
Станислав устало вздохнул и положил голову на руль, точно вознося мольбы к любому, кто способен услышать, в поиске сил.
– Мы приехали к моей родной матери, Ася. Сегодня ее день рождения.
Мы шли по широкой дороге между квадратных секторов, пробираясь от наиболее старых могил к новым. Снег здесь чистили хорошо, однако большей проблемой оказался лед, на котором то и дело разъезжались ноги. Замучавшись балансировать в одиночку, я взяла Стаса под руку, и вместе мы мелкими шагами продолжали идти, попутно разглядывая все вокруг.
А посмотреть было на что. Одни захоронения выглядели опрятными и ухоженными: на оградах некоторых блестела под лучами тусклого зимнего солнца обновленная краска, а у подножий могильных плит лежали искусственные цветы. Пусть я и не была сторонником пластика, мертвые цветы показались уместнее всего. Бесстрашные перед увяданием, они продолжали украшать скромные владения усопшего, создавая иллюзорную видимость, будто почтить память приходят довольно часто именно его, в отличие от заросших травой соседей. Высокий сухой бурьян покрывал некоторые участки целиком настолько, что, даже вглядываясь через него, было невозможно узнать, кому принадлежала могила. Я чувствовала за этих людей грусть, перебирая в голове сценарии, почему никто больше не приходит их навестить. Быть может, вся семья давно мертва и не осталось тех, кто мог бы о человеке хорошее вспомнить? А может, родственники просто уехали в поисках лучшей жизни и пока не могут прийти?
Отдельно отдавались тягучей болью в груди предположения, что захороненный здесь был не так уж хорош, чтобы другим хранить о нем светлую память и заботиться о могиле. С глаз долой – из сердца вон, и никто через десять лет не вспомнит уже, как его звали. Полное забвение. Метка Смерти, что стирает человека не только из мира живых, но и из истории вовсе.
– Сюда, – Стас осторожно подвинул меня на перекрестке вправо, заставляя свернуть. Пройдя мимо еще шести участков, мы оказались напротив обнесенной кованой оградой территории с аккуратной лаконичной мраморной плитой по центру, на которой ровным почерком было выбито:
Евдокиева Алина Сергеевна
1967–1999
Под именем и годами жизни мельче и, казалось, новее – из-за оттенка – читались строки:
Ничто не забыто. И никогда не будет.
Стас осторожно принялся снимать с букета защитную пленку и хотел было положить незабудки, но увидел чужое подношение и отшатнулся, тихо выругавшись.
– И зачем только он продолжает приходить, – сказал он с презрением и опустился на корточки.
Двумя пальцами он поднял за торчащий из упаковки стебель букет другого дарителя и передвинул в сторону, освобождая пространство для своего. Я осмотрелась, ища поблизости недавнего визитера, но вместо него заметила знакомый силуэт Каандора. Сегодня он был на удивление молчалив. Казалось, мы со Стасом его совсем не интересовали: дух облокотился о плиту через несколько участков от захоронения матери Стаса и смотрел в глубину леса.