— Я не могу понять, что приводит тебя в такое хорошее настроение. Льщу себя надеждой, что мое появление здесь.
Уткнувшись взглядом в поднос, полный еды, он взял стакан апельсинового сока и протянул мне, решив таким образом покончить с моим смехом. Мне ничего не оставалось, как выпить его до дна, так как Фрэнк процедил сквозь зубы, что мне, видимо, очень нравится, что меня все уговаривают. Я разозлилась и подумала, что, может быть, мой взбесившийся желудок случайно примет порцию сока. Надежды мои не оправдались, и уже через несколько минут я была вынуждена покинуть уютную кровать и со всех ног бежать в ванную. Умыв мне лицо, Фрэнк отнес меня на кровать и страшным голосом кого-то позвал. Борьба с собственным организмом меня немного утомила, я лежала не открывая глаз. Кто-то вошел в комнату, и начались негромкие переговоры около моей кровати. Потом послышалась какая-то возня, похоже, им в голову пришло заняться перестановкой мебели. Заинтригованная, я открыла глаза и увидела, что кресло отодвинули, а врач, которого Фрэнк таскал с собой в больницу, старательно прилаживает капельницу к абажуру торшера.
Судя по знакомой этикетке, капельницей его снабдили в больнице наши сердобольные врачи, заранее знавшие, что американцам со мной придется туго. Дали с собой, так сказать, сухим пайком. Ой, лучше бы они медсестру отпустили.
После третьей безуспешной попытки Джека, а именно так звали врача, попасть иглой мне в вену, Фрэнк заорал, что мне так всю руку изуродуют, и отогнал несчастного врача от моей кровати. Привлеченные возмущенными воплями Фрэнка, в комнату постепенно просочились Энтони, Чак и Чарли. Мне было забавно смотреть на их растерянные лица. Джек пытался оправдываться, говоря, что он психиатр и у него нет практических навыков медсестры. В ответ на это заявление Фрэнк заскрежетал зубами, секунду помолчал, собираясь с силами, а потом перешел на слова мне совершенно незнакомые. И о содержании их беседы мне приходилось только догадываться по угрожающим интонациям спорщиков. Положение спас Энтони: он решительно отодвинул скандалистов и с первого раза вполне профессионально воткнул иглу мне в вену.
Мужчины разбрелись, Фрэнк с довольным видом плюхнулся в кресло, вытянул свои длинные ноги и с улыбкой на меня посмотрел. Только теперь я могла его рассмотреть как следует. Лицо его заметно похудело, под глазами темнели круги, было видно, что он устал. Оказывается, очень приятно просто молча смотреть на человека, когда никто тебе не мешает.
Говорить не хотелось, говорить — значит возвращаться к проблемам, необходимости обсуждать и решать. Наш покой был прерван осторожным стуком в дверь, в комнату робко прошел Джек и проверил капельницу.
Итак, антракт закончился, действие спектакля продолжается. Видимо, я сглазила, ибо не успела так подумать, как за дверью раздались негромкие голоса и шаги, дверь распахнулась и в комнату, решительно постукивая каблучками, стремительно вошла невысокая, очень миловидная, элегантно одетая женщина лет пятидесяти. Ее белокурые волосы были аккуратно уложены, светло-серый костюм идеально сидел на ее фигуре, высокие каблуки туфелек подчеркивали изящество и миниатюрность ее ног. Она посмотрела на меня, и я смогла по достоинству оценить умный взгляд ее зеленых глаз, прямой, слегка вздернутый носик и чувственные губы.
При появлении этой очаровательной леди Фрэнк вскочил с кресла и схватился за голову руками, словно испытывая сильнейшую головную боль.
— Эмма, — хриплым голосом проговорил Фрэнк. — Как ты здесь очутилась? Надеюсь, тебе хватило догадливости хоть бриллианты свои оставить дома? Некоторые бизнесмены, приезжая по делам в Москву, не отваживаются покидать гостиницу в аэропорту Шереметьево и даже переговоры проводят там же. Я слышал, небезызвестный тебе Хессон во время своих приездов в Москву упрашивает своего русского шофера оставаться ночевать с ним в номере.