Впрочем, все это так неважно, что не стоило бы и слов, если б тут не вмешались два обстоятельства – имя автора «Букетов» и некоторые фельетонные толки, порожденные «Букетами». Так, например, по поводу этого водевиля «Северная пчела» обвинила всю современную русскую литературу в злостном стремлении унижать полезный и почтенный класс чиновников и изображать их не иначе, как людьми безнравственными и глупыми… Первою причиною этого направления современной русской литературы «Северная пчела» считает Гоголя… Если эта газета позволяет себе взводить напраслину на современную литературу (из которой она себя не без основания исключает), то мы не менее ее считаем себя вправе защитить современную литературу от таких несправедливых наветов. Это даже наш долг.
Надобно сказать, что «Северная пчела», не имеющая похвальной привычки держаться одного и того же мнения об одном и том же предмете, сперва расхвалила «Букеты» графа Соллогуба, – в чем любопытные читатели могут удостовериться сами из фельетона 253 нумера ее, вышедшего 8 ноября; гроза над «Букетами» и над современною русскою литературою разразилась в 261 нумере, вышедшем 17 ноября, – ровно через девять дней… Этот обвинительный фельетон начинается так:
Несомненный признак образованности и общежительности каждого человека в особенности и народа вообще – это умение понимать шутку и отличать сатиру от пасквиля. Литература и общество, не терпящие шуток и легкой, умной насмешки (causticite), то же, что пища без соли, вино без букета, красавица без выражения в лице и огня в глазах. Нигде более не шутят и не колют, как в Англии и Франции, и никто там за это не гневается. Холодные и чинные по наружности англичане обладают неподражаемым качеством, юмором (humour), одушевляющим и их речи и их литературу. Французы умеют во всем найти смешную сторону, даже в делах самых серьезных.
Все это очень справедливо и не раз говорилось в «Отечественных записках». Но фельетонист «Северной пчелы» повторил эти мысли, чтоб вывести из них заключение, диаметрально противоположное тому, какое из них само собою естественно должно выходить. Опираясь на том, что шутка должна иметь границы, он хочет совершенно уничтожить в русской литературе шутку и юмор и для этого силится восстановить против них целое сословие. Во-первых, как могут развиться шутка и юмор, когда им заранее предписываются границы? Английский юмор и французская шутливость потому и процветают, что не боятся переходить за границы. И это очень естественно: как можно заставить человека быть веселым, сказав ему заранее, что он будет тотчас оштрафован, как скоро хоть немного зайдет за черту позволенной веселости! Как объясните вы ему, где эта черта?.. Уж хоть бы на англичан-то не ссылался г. фельетонист: если б только сказать нашей чинной публике, как позволяют себе англичане шутить, так она пришла бы в ужас… И немудрено: англичане имеют привычку, вошедшую в их нравы и обратившуюся в обычай, печатать не только то, что они говорят, но и что они думают, – и не об одних теоретических предметах, но и о лицах… Очевидно, что наш фельетонист писал понаслышке об английском юморе. Советуем ему справиться, например, хоть о том, как разыгрывался юмор Байрона насчет Соутэ… Потом словоохотливый фельетонист уверяет, будто бы лучший и чистейший образец шутки и юмора в русской литературе должно видеть – в «Иване Выжигине» и что этот роман, написанный самим фельетонистом, который по этому поводу один и превозносит его, лучше «Ревизора» и «Мертвых душ» Гоголя!!..
В сатирических статьях (говорит фельетонист) я никогда не имел перед глазами какого-нибудь лица, по всегда брал с мира по нитке. В моем «Иване Выжигине», выставляя пороки и злоупотребления, я помещал и к всегда рядом с добродетелью и честностью. В «Иване Выжигине» вы встречаете хорошего помещика рядом с дурным, честного чиновника в противоположность злоупотребителю, благородного, правосудного судью возле взяточника.
Затем г. фельетонист, скромно предоставляя публике сказать, хорошо пли дурно разрешил он эту задачу, присовокупляет, что правила его верны и что молодое поколение писателей, отвергнув эти правила, действует по-китайски, то есть пишет без теней. Как на поразительный пример этой китайской живописи в литературе указывает г. фельетонист на «Ревизора» и «Мертвые души», говоря, что все действующие лица в них – хищные враны, идиоты, паяцы, невозможные в действительной жизни…