725 Не безразличным меж тем родитель бессмертных и смертных
Оком взирает на бой, восседая на высях Олимпа.
В битву вступить побуждает Отец тирренца Тархона,
Острым стрекалом язвит, разжигая в душе его ярость.
Там, где противника смял и смел напор италийцев,
730 Мчится Тархон на коне, окликая по имени тусков,
Рать ободряя на бой и словом дух поднимая:
«Видно, неведомы вам ни стыд, ни обида, ни ярость!
Что за страх обуял вам ленивые души, тирренцы?
Женщина ваши ряды, словно стадо, гонит, как хочет!
735 Право, зачем вам клинки, для чего безобидные копья?
Вы лишь в любви горячи и горазды на битвы ночные,
Или, когда возвестят кривые флейты[967] начало
Вакховых плясок, когда на столах и яства и кубки,
Тут и усердье у вас, и доброй воли хватает,
740 Если на жертвенный пир призовет вас в рощу гадатель».
Так он сказал и пришпорил коня, обреченный на гибель,
В гущу врагов, словно вихрь, влетел и правой рукою
Венула сгреб на скаку и с коня сорвал его разом,
С силой притиснул к груди и помчался дальше с добычей.
745 Крик поднялся до небес, и немедля взгляды латинян
Все обратились к нему. А Тархон по равнине несется,
Муж и оружье в руках; от копья отломив наконечник,
Шарит по телу врага, ища неприкрытого места,
Чтобы удар нанести; но противится силою силе
750 Венул, руку его оттолкнуть пытаясь от горла.
Словно как бурый орел, пролетающий в небе высоком,
вернуться
967
Стих 737.