поехали в лес, и стали загонять зубра. Но когда король увлекся охотой, его фаворитка,
подкупленная изменником, пронзила Стаха кинжалом, и отрезал у мертвого короля
голову. Из 50 человек тридцать оказались заговорщиками. Они перебили оставшихся
20 преданных вельмож Стаха, и покинула Калараш. А король Стах и 20 его верных
слуг с тех пор несутся по лесам Кодр, убивая всех, кто попадется им на пути. Они
мстят всему человечеству за измену. Женщин убивают, потому что в каждой из них
Стаху мерещится изменница, а мужчин — за то, что не знают, где ее, изменницу, искать.
И исчезнет дикая охота короля Стаха только после того, как найдется смельчак, что
возьмет себе в жены изменницу короля…
— Глупости какие, — вежливо сказал Тимофей Лорченков, отставил чашку, и встал. -
Но за чай спасибо. Я все-таки думаю, что в лесу орудует шайка кулаков и фашистских
оборотней. А легендой про этого Стаха они пользуются, как прикрытием. Ну, мы
разберемся… Вы, дедушка, не волнуйтесь.
— Я не дедушка, — проскрипел беззубый Мойше, — не дедушка. Мне в будущем году
50 лет стукнет…
Тимофей Лорченков взглянул на семидесятилетнее лицо Мойше, — единственного еврея
Калараша, из 40 тысяч выжившего при румынах, — и передумал спрашивать еще что-то.
Просто выложил из кармана шинели буханку хлеба, — свое довольствие на день, — и
молча отдал еврею. Тот, прикрыв глаза, что-то бормотал, и старшина стал собираться.
— У вас, — не открывая глаз, сказал еврей, — доброе сердце, старшина.
— Нет, — подумав, намотал портянку и надел сапог Тимофей, — я не жалостливый.
Просто порядок люблю.
— Вы бы смогли пожертвовать жизнью ради любви? Ради женщины? — спросил
Мойше, и голова у него затряслась еще сильнее.
— Нет, — просто и четко ответил старшина. — Блажь все это. Старорежимная блажь.
Жизнью, товарищ Мойше, надо жертвовать за счастье людей. За справедливость. Вот
за это — пожалуйста. Берите.
— Ясно, — попытался кивнуть Мойше, но не смог, потому что голова у него будто
прыгала.
Старшина обулся, постоял немного, и неожиданно мягко спросил:
— Как вы выжили, Мойше?
— Мы, — так же просто, как ему чуть раньше старшина, ответил еврей старшине, -
прятались в подвале. Я и еще десять человек. Двое молдаване. Коммунисты, что ли.
Одна девушка. Признаю, она мне нравилась. Очень. Более того, я был в нее влюблен.
Да и сейчас влюблен. Родственников у меня нет. А деньги, признаюсь, были. Я в 17-м
не все роздал.
— Зачем вам в подвале деньги-то нужны были?
— Я платил за каждый день за каждого человека. А когда денег стало меньше,
платил сначала за девятерых, потом за восьмерых… Ну, и так до конца, когда денег
только на одного хватало.
— То есть, хозяин дома вас обманул? — уточнил старшина.
— Нет, — удивился еврей, — почему обманул? Он все делал по договору.
— Фамилия? — спросил старшина.
— Шмоиль, — растерянно ответил еврей.
— Не ваша, — улыбнулся старшина, — хозяина дома?
— Титулеску, — сказал еврей, и заплакал. — Вы бы видели, как она плакала, когда он
сказал, что к ней пришла подружка, и просит выйти в дом, поговорить. А она ведь все
понимала. Знала, что тех, за кого не платят, выдают. Вы бы видели. Как она… Как
смотрела… На…
Еврей захлебнулся в рыданиях. Старшина кивнул, и похлопал его по плечу:
— Вот за то, чтобы такого больше никогда не было, мы, советские милиционеры, и
готовы жертвовать жизнью. Спокойной ночи, Мойше.
На следующий вечер старшина советской молдавской милиции Тимофей Лорченков,
расстрелял за селом кулака Титулеску. Потом, припрятав под сеном в телеге винтовку,
два обреза, и револьвер, поехал в лес. Форму, так хорошо оттенявшую его синие глаза,
он не надел. За свои 28 лет двухметровый старшина не выпил и стакана водки, и ни
разу не курил. Потому сердце его билось ровно, и был старшина весел. До самого
поворота в лес.
— Дяденька, — вышла на поворот девчушка лет семнадцати, местная, судя по всему,
— не подвезете до Пырлицы?
— Садись, — недовольно ответил Тимофей, — только по быстрому, тороплюсь я. Как
звать-то тебя?
— Ирина, а фамилия моя будет Пяст. Из поляков мы.
Тимофей подумал, что, когда встретится с шайкой, выдающей себя за "охоту короля
Стаха", спрячет девушку в сене, пока с бандитами разберется. А в том, что разберется,
старшина не сомневался. Потому, когда повозка была уже в лесу, на узкой дороге, и в