Артём Артемов
Буквы
Вовремя он ко мне подошел, что тут скажешь. Я только после вчерашнего оклемался, голова немного варить начала. Проснулся на пляже, когда солнце припекать начало, проморгался, в речку залез, умылся. Зашел поглубже, поглотал воды, пить хотелось страшно. Сижу, обсыхаю, прикидываю, где и как найти денег на опохмел, а тут он. Приди он на полчаса позже, и все, разминулись бы.
— Денег заработать хочешь?
Я только улыбнулся. Фигура у меня заметная, про то, что в горячих точках служил, наверное, весь поселок знает. Предлагали и такое.
— Смотря кому морду бить надо, — ответил я, а он рассмеялся.
— Нет, я не по этому поводу.
— А по какому? — сразу насторожился я.
Парень присел рядом на песок. «Мой ровесник, — прикинул я, — может, немного старше. Если и пьет, то не в моих объемах. Приличный, подтянутый. Обеспеченный, поди. Дилер? Сутенер?»
— Я понимаю, что это прозвучит немного странно… — начал он. — Если вкратце, то есть один чокнутый миллиардер, который готов платить деньги за довольно странные вещи.
— Знаешь, иди-ка ты отсюда по-хорошему, — начал закипать я. — Я, может, и алкаш тот еще, но ни на какие мерзости подписываться не собираюсь!
— Не настолько странные, — не смутился незнакомец, — я про твою татуировку.
Тут я начал тупить.
— Какую?
— Ну, на спине. На лопатке.
— Чего?
Он посмотрел на меня почти с жалостью и терпеливо пояснил.
— У тебя на спине, на левой лопатке, набита очень необычная татуировка.
До меня понемногу дошло, о чем он. Это еще Шило мне когда-то по пьяни клялся, что сделает офигенную татуху. Синие мы тогда были в дымину, так что Шило что-то вроде начал набивать, да так и заснул. А офигенная татуха оказалась странным, ни на что не похожим узором из линий, зигзагов и точек. Можно было бы свести или забить чем-то, да вот только Шило на следующий день растяжку поймал, еле куски собрали. Так что татуировку я оставил на память. Даже философски рассудил, что последняя работа татуировщика, который сгинул в хаосе войны, закономерно должна изображать хаос.
— Ну, татуировка, — туповато подтвердил я.
Воспоминания разбудили притихшую было жажду, и голова привычно переключилась на поиски вариантов раздобыть выпивки.
— Мой наниматель готов заплатить за возможность осмотреть ее лично, — очень по деловому заявил парень.
— Сколько? — для верности уточнил я.
— Сто долларов.
Я задумался. Сто долларов это в наших деревянных сколько? Тысяч пять? Или уже семь, какой там сейчас курс? В мозгах было мутно, мысли шевелились вяло, я помотал головой.
— Хорошо, двести долларов, — неверно истолковал мои телодвижения незнакомец, — но не больше.
— Так, стоп, ладно, — я вскинул ладонь, — ты дашь мне двести баксов, и мы идем к твоему миллиардеру, он смотрит татуху — и все?
— Нет, — улыбнулся парень, — я миллиардера с собой в багажнике не вожу. И деньги ты получишь после того, как он ее осмотрит. Потому, что если дать тебе хоть немного до этого, то я тебя больше не найду.
— Резонно, — кивнул я. — Ну, и где твой миллиардер?
— Неподалеку от Лхасы, — невозмутимо ответил незнакомец.
— Где?!
— Дёлунгдечен, Тибет, — он откровенно издевался. — Если ты согласен, я займусь билетами.
— Да нет у меня денег на билеты! — возмутился я.
— Мой наниматель все оплачивает, — успокоил меня парень и встал. — Он очень странный. И очень богатый. Да не парься ты, прокатишься за чужой счет, еще и заработаешь. Потом утопишься в водке, если захочешь.
— Ага, или меня утопят в этой их… Что у них там в Тибете течет?
Незнакомец вдруг глянул на меня как-то остро, без веселья.
— Ты же все равно спиваешься. Какая тебе разница, где концы отдать, в кустах возле этой речки или в таких же кустах возле речки Лхасы? Хоть мир посмотришь напоследок. Где живешь?
Я смотрел на него минуты две, наверное. Все думал, в морду дать или просто на хер послать. А потом провернулись какие-то шестеренки в опухшем мозгу и стало по хрену. Речка Лхаса, значит.
— Гоголя, дом девять. Только во двор не заходи, Шалун яйца отгрызет.
— Я заеду вечером, посигналю. Не пей, пьяного не повезу.
Незнакомца звали Семён, и оказался Сёмка нормальным таким парнем, своим в доску, только пить не давал. Трезвость давалась тяжело и непривычно, в голову опять лезли ненужные воспоминания, тянуло себя жалеть и возмущаться несправедливостью мира. Благо поездка отвлекала, давно я никуда из своей дыры не выбирался.
— Мы едем в ашрам Агван-Тобгяла, довольно странного старика, — рассказывал мне по пути Семён. — Говорят, ему лет сто скоро, и выглядит он на все сто. На сто лет, я имею в виду.