Первая, образцовая пара ярославских маточников обнаруживает удивительное сходство с монетами, чеканившимися на Московском денежном дворе при Василии Шуйском и в более поздний период, в 1613–1620-х годах, когда русским царем стал уже Михаил Федорович Романов. Общий стиль рисунка, наличие характерной композиционной точки под коленом всадника выдают одну руку, один почерк мастера-резца. Это означает, что весной 1612 года на Ярославском денежном дворе работал мастер Московского денежного двора. Можно также предположить, что пара образцовых маточников, резанных мастером Московского денежного двора, каким-то образом очутилась на Ярославском денежном дворе. Как бы то ни было, но связь Ярославского и Московского денежных дворов не подлежит сомнению. Данный факт представляется многозначительным и заслуживающим объяснения, если учесть конкретную историческую обстановку весны 1612 года и военное противостояние Ярославля, где расположился центр национально-освободительной борьбы с интервентами, и Москвы, где засели интервенты, под властью которых находился Московский денежный двор в Кремле.
Чтобы объяснить это загадочное явление, нужно вернуться в Москву 1612 года.
Глава 8
В борьбе за освобождение Москвы
Рассказывает киевский мещанин, уже знакомый нам Божка Балыка, попавший с купцами в московскую осаду в 1612 году. «С сентября дня 14 голод велми стал утискати, пехота новая стала с голоду мерти и мало не все вымерли… Немцы кошки и псы все поели… А потом уже голод незносный почат трожити, же пехота и немцы… почали людей резати и ести». В Кремль, к «майстерам денежным у ворота Микольские» шел московский человек, который нес мешок угля. Выскочившие со стен гайдуки «порвали и зараз забили и зъели» этого человека.
Рассказы о людоедстве и страшны сами по себе, и важны как дополнение к нашим сведениям той поистине трагической ситуации, сложившейся в Москве осенью 1612 года. Поляки и русские бояре были заперты в районе Кремля и Китай-города. В остальной части Москвы и в Подмосковье располагались таборы Первого ополчения, вернее, то, что от них осталось. Они не пропускали продовольствие и топливо в лагерь осажденных. Поляки и русские изменники голодали, мерзли, погибали от ран и болезней.
Но Московский денежный двор, расположенный на территории Кремля, продолжал работать и выдавать жалованье наемникам. Монеты чеканились из серебра и золота. Видимо, с августа 1612 года, с началом нового года (сентябрьского цикла), вес копейки снизился еще на четверть почки и стал составлять 0,48 грамма (2,75 почки). Из гривенки теперь выделывали 425 копеек.
Надежды на освобождение от поляков, угасшие было в связи с распаданием Первого ополчения, возродились, как только до населения стали доходить вести о действенной силе, образовавшейся в Ярославле. Надежды эти питались также теми реальными благами, которые получали ратники из казны Второго ополчения. Во всей Москве единственными сторонниками поляков в 1612 году оставались, по-видимому, только бояре, «друзья великого короля», впустившие «литву» в Москву и справедливо опасавшиеся возмездия за измену.
Попытка московского правительства использовать высшее духовенство в борьбе с нарождавшимся в Нижнем Новгороде патриотическим движением закончилась полным провалом. Летопись сообщает: «Литовские же люди слышаху на Москве, что собрание в Нижнем ратным людям, и посылаху к патриарху (Гермогену. — А. М.), чтобы он писал, чтоб не ходили под Московское государство. Он же новой великий государь исповедник рече им: „Да будут те благословени, которые идут на очищение Московского государства, а вы, окаянные Московские изменники, будьте прокляты“. И оттоле начата его морити гладом и умориша гладною смертию, и предаст свою праведную душу в руци Божии в лето 7120 году, месяца февраля в 17 день, и погребен бысть в Москве в монастыре чюда архистратига Михаила».
Сходство монет Ярославского денежного двора с московскими наводит на многие размышления, относящиеся прежде всего к деятельности Денежного приказа в этот период. Денежный приказ, функции которого, как известно, выполнял Московский денежный двор, находившийся в 1610–1612 годах в полной зависимости от польского командования, тем не менее, судя по монетам, упорно старался держаться своей линии. Ухудшение качества (веса) копейки допускалось лишь как самая крайняя мера. Чеканка копеек не только из серебра, но и из золота, к чему, начиная с 1610 года, прибегал Московский денежный двор, могла на какое-то время оттянуть падение ценности русской копейки. По-прежнему выпуск монет ухудшенного веса рассматривался как временное отступление и монеты пониженного веса выделялись различными элементами оформления. Если переход к чеканке по стопе в 340 копеек из гривенки, совершившийся в 1611 году, был воспринят как переход к новой стопе, то ухудшение веса в 1612 году выделялось новым оформлением оборотной стороны.