Он поступил в коммерческое училище, женился, выучился на экономиста, стал хорошим специалистом и хотел бы совсем забыть о своём «сомнительном» происхождении, но ему не давали этого сделать. Это происхождение ещё много раз в жизни приносило неприятности.
Вот за такого двадцативосьмилетнего красавца и умницу выходит Сильвия в последний раз замуж в 1934-м.
Николай Иванович Попов, сын богатейшего тифлисского фабриканта Бозарджянца и последний муж Сильвии Степановны Налбандян
Николай переезжает к Сильве в квартиру на улице Грибоедова, в которой ещё два года назад жила её сестра Ашхен с мужем и сыном Булатом и откуда после неудачной попытки воспрепятствовать возвышению Лаврентия Берия Шалва Окуджава с семьёй вынужден был поспешно бежать из Грузии.
Николай Иванович и Сильвия Степановна прожили вместе почти пятьдесят лет. Общих детей у них не было, только от первых браков: у Сильвы дочь Луиза и у Николая сын Юрий.
Сильва, Николай, Витя Окуджава и Мария Вартановна. Калинино, 1937 год
Они были далеки от политики, но спокойной жизни всё равно не было. Отчасти это было связано с происхождением Николая Ивановича, но в ещё большей степени не давало себя забыть родство Сильвы с «врагами народа». Однако Сильва умела создавать и поддерживать нужные знакомства, и это много раз спасало её и её семью. Она дружила с крупными начальниками из системы ГПУ — НКВД, и, бывало, её предупреждали о какой-то новой кампании и советовали куда-нибудь уехать. Сильва даже мужа сумела устроить в эту систему экономистом, чтобы быть к ним поближе, но и это не всегда помогало. В самый разгар арестов знакомый сотрудник НКВД предупредил Сильву, что они с мужем находятся в списке на арест. Пришлось поспешно бежать из Грузии. Осели в молоканском селе Калинино на территории Армении, провели там год или полтора, работали учителями в школе. Сильвия преподавала русский язык и литературу и была завучем, а Николай — экономическую географию. В Тбилиси вернулись накануне войны, когда аресты прекратились.
Ну, тогда все жили под страхом. Сын Николая Ивановича Юрий после ухода отца к Сильве остался с мамой. И они тоже всё время боялись. Юрий Николаевич вспоминает, как единственный раз в жизни его мама отшлёпала. Это был тот самый 1937 год, Юре было четыре года. Мамины сёстры в своё время повыходили замуж за инженеров, специалистов царских ещё времён. К 1937 году мужей этих забрали и подбирались уже к самим сёстрам. И вот однажды маленький Юра ночью вышел из квартиры на галерею и сильно постучал в дверь снаружи. Домашние с упавшими сердцами открыли дверь, а там — Юра. Вот тогда ему и досталось, хотя он даже понять не мог, за что.
Летом 1934-го Ашхен засобиралась к мужу. Шалва часто приезжал в Москву по работе, но всё равно нормальной семейной жизнью это назвать было нельзя. К тому же недавно, 25 мая, у них родился второй сын, Витя. В Нижнем Тагиле теперь уже есть жильё, школа, и можно спокойно жить всей семьёй. Булат как раз с начала учебного года в четвёртый класс пойдёт.
Пора, пора было ехать: неизвестно, как там Шалва один живёт. Да и один ли? Похоже, не всегда один…
Когда летом 1932 года Шалва приехал на Урал, на месте будущего промышленного гиганта был просто лесное болото в девяти километрах от города Нижний Тагил, и даже никакой дороги сюда из города не было. Сказать, что условия для жизни были плохими — ничего не сказать. Условий просто не было.
Вспоминает сын коллеги Шалвы Окуджава по работе в парткоме Нижнетагильского вагоностроительного завода Юрий Михайлович Чевардин:
— Здесь был лес непроходимый. В то время о дорогах и не думали, всё на лошадях, машин не было никаких…
Шалва рассказывал жене, как на стройку приехал Орджоникидзе, как посмотрел на условия, в которых работают люди, и сказал ему тихо по-грузински, что надо заканчивать с рабским трудом. После этого по распоряжению Орджоникидзе на стройку стали поступать экскаваторы, лебёдки, бетономешалки и другая техника. Орджоникидзе был человеком дела, обещанное выполнял, но и требовал полной отдачи от всех.
К зиме надо было соорудить хоть какие-то бараки, иначе ни о каком строительстве завода и речи быть не могло. Что-то успели построить, но всё равно жилья не хватало. Бараки были переполнены, и многие жили в палатках. В одном из построенных бараков получил комнатку и парторг Окуджава. Первую зиму пережили очень тяжело — морозы были до сорока градусов и даже ниже. И в бараках было не намного теплее.
А потом, уже через год, начали строить так называемые брусковые дома, на восемь квартир каждый, правда, и в них было очень холодно.