Марат Гизатулин в очерке «Времени не будет помириться» придерживается другой версии: он полагает, что Ашхен была у Берии ещё в 1937 году, съездив для этого в Тбилиси. Тогда Берия был ещё первым секретарём Заккрайкома, секретарём ЦК Грузии, — до его перевода в Москву оставался год, — и Ашхен в 1980 году рассказывала грузинскому исследователю Гизо Зарнадзе, что попала к нему на приём именно тогда. Возникает, однако, вопрос — почему она искала у Берии заступничества от НКВД? Чем мог партийный руководитель Закавказья помочь в деле о вредительстве на Уралвагонзаводе? Можно было апеллировать к давнему знакомству, но отношения семьи Окуджава с Берией были не особенно приязненными уже в двадцатые годы.
Начнём с конца. В качестве одного из аргументов несостоятельности моей версии здесь говорится о давних неприязненных отношениях между семьёй Окуджава и Лаврентием Берия. Но тогда не работает и версия самого Быкова, ведь по ней Ашхен тоже пошла на приём не к кому-то другому, а именно к Берия. Однако главное не это, главное, что она сама рассказывает, что была на приёме именно в 1937 году именно в Тбилиси. А не доверять её словам оснований у нас нет. Почему она искала у руководителя Закавказья заступничества от НКВД? Да хотя бы потому, что до того, как стать руководителем Закавказья, Берия был руководителем НКВД, пусть и не всесоюзного. Тем более, что о его всесилии и близости к Сталину и тогда уже многие знали. Не следует забывать, что Шалва Окуджава был не просто секретарём парткома завода, а парторгом ЦК.
И даже это не главное. С чего бы она вдруг должна была озаботиться защитой мужа только почти через два года после его ареста?
Но Дмитрий Быков предпочитает верить роману «Упразднённый театр», отбросив то, что говорит сама его реальная героиня. А верить стоит обоим источникам, ведь обе эти версии вовсе не исключают друг друга. Быкова, видимо, смутило то, что Ашхен Степановна из Москвы будто бы специально ездила в Тбилиси, чтобы встретиться с Берия. На самом деле она в Москве-то, приехав из Тагила, пробыла не очень долго. Сунулась было в горком, где её все хорошо знали, но там её быстренько исключили из партии (как она сама говорит; но, скорее, это было подтверждением свердловского исключения). Потом в кулуарах секретарь одного из райкомов, хорошо к ней относившийся, шепнул ей, чтобы она хватала детей и как можно скорее из Москвы бежала[24]. Так что она не «съездила в Тбилиси», а уехала туда из Москвы достаточно надолго!
Вот она опять сама говорит всё тому же Гизо Зарнадзе:
В Тбилиси я вернулась в 1937 году. Отца уже не было в живых. У нас была маленькая комната на Грибоедовской, я с Витей вместе спала, Булат и бабушка отдельно.
Мою сестру и зятя тоже стали кусать: почему прячете у себя сыновей троцкистов.
Так что тогда, при встрече с Лаврентием Берия в 1937 году, она не только про Шалву ему говорила, но и просила не преследовать её детей и сестру. Он обещал. Но можно ли было верить его обещаниям? Ясно было, что задерживаться в Тбилиси опасно.
И Ашхен снова собирается в Москву. Может быть, о ней там уже забыли? Там у них хоть жильё было — две комнаты в коммунальной квартире на Арбате. К тому же лето заканчивалось, Булату надо было идти в школу.
Но сначала Ашхен съездила на Урал — последний раз в жизни. Там она подала апелляцию на своё исключение из партии. И 27 августа 1937 года бюро Свердловского обкома партии, рассмотрев апелляцию, утвердило решение Нижнетагильского горкома ВКП (б) об её исключении[25]. А почти через год, 3 июля 1938 года, аналогичное решение приняла и комиссия партийного контроля при ЦК ВКП (б).
Вернулись в Москву. 1 сентября 1937 года Булат пошёл в новую, только что построенную школу № 69 в Дурновском переулке. Таких типовых школ тогда построили много по Москве, но до наших дней ни одного здания не сохранилось — они были очень некачественные. Учеников собрали из разных других школ, тех, кто жил поближе. Поэтому Булату повезло — не он один был новичком в классе, все были новичками, все были на равном положении. И троцкистом его никто не обзывал.
Снова в школу
Ашхен опять искала хоть какую-нибудь работу, — но тщетно. Лишь в октябре кое-как удалось ей устроиться кассиршей в промартели «Швейремонт».
И потекла тихая невесёлая жизнь. Денег не хватало, помогали живущая в Москве сестра Шалвы Маня и близкая подруга Ашхен Иза. А больше с ними никто и не общался.
24
Из беседы с Гизо Зарнадзе: «После пленума зашла к секретарю горкома… и спросила: „Как мне теперь здесь жить с маленькими детьми?“ Он был приличным человеком и сказал: „Возьмите детей и спасайтесь“. Очень скоро его тоже расстреляли».