С другой стороны, приведу цитату из письма друга Гизатулина, литературного критика Леонида Соколова, прочитавшего эту книгу в рукописи:
«…„плохие“, „датские“, заказные стихи, а также прочая белиберда про коровники и кукурузу в твоей книге намного важнее, чем „хорошие“ стихи и описание чего-то грандиозного и великого. Потому что 50-е годы — это уже Куликовская битва и Ледовое побоище, которые никак не понять, пока не попробуешь — и для этого понимания, чем хуже, тем лучше. Вот это вытравливание „незначительного“ всяких пустяков и портит любые книги „о времени и о себе“ — разумеется, как в книгах именно такого сверхпристального вглядывания в эпоху, когда день за днём проходило вызревание незаурядного автора. Ты как раз и копаешься в „плохих“ песнях, которые и сам Окуджава рад бы забыть, потому что ты в состоянии убедительно объяснить, что стоит за этими неудачами. Ведь что-то об авторе и времени в этом тексте наверняка сказалось! Ведь ты же не упиваешься тем, что, мол, посмотрите, какой тут автор неуклюжий, а показываешь подноготную текста».
Пожалуй, с таким пониманием явления я соглашусь.
Соглашусь и замечу, что анализ текста занимал Гизатулина в последнюю очередь. Многие газетные статьи и стихи опубликованы автором в приложениях без какого-либо разбора, даны как свершившийся факт. Для автора, исследователя, гораздо менее важны профессиональные и поэтические качества газетных статей и опубликованных в газете стихов, чем сам факт их нахождения, обнаружения, установления их места в творческой биографии Булата Окуджавы.
Но если это всё-таки недостатки, то они у Гизатулина — продолжение достоинств, которых в книге намного больше.
Таков уж Гизатулин-рассказчик, что всё, что попадает в его поле зрения, оживает со своими хорошими и плохими, достойными уважения и смешными чертами. Чего-чего, а скучать читателю не придётся. А главное, чем отличается эта книга Марата Рустамовича от книг других авторов, писавших о юном и молодом Окуджаве, его творчестве, — она отличается полнотой изображаемого полотна, в котором нашлось место всем, кто так или иначе соприкасался с Булатом, — от его родного брата Виктора, его литературных приятелей до его учеников школ в Шамордине, Высокиничах, в Калуге. Каждый не просто мелькает в повествовании, но дан в развитии, показано, как распорядилась им судьба. А такие вещи и заставляют верить автору, который сделал в своей книге полемическое, на первый взгляд, заявление:
«Лирический герой художественного произведения, даже автобиографического, вовсе не обязан во всём совпадать со своим творцом. Однако, по собственным неоднократным заявлениям Булата Шалвовича, он всю жизнь писал о себе, и именно поэтому все отклонения от действительности в его прозе представляют большой интерес для исследователей, поскольку почти всегда имеют какую-то вескую причину».
Булат засвидетельствовал однажды, что не только в прозе, но и в поэзии он пишет о себе. Помните:
Так что, с этой точки зрения, Гизатулин прав. Но запечатлевать «отклонения от действительности», выяснять, почему творец от неё отклонился, можно только вживаясь в его образ. А таким умением Гизатулин владеет отменно. Он совсем не красного словца ради написал почти в самом конце этой книги, заканчивая воистину захватывающий рассказ об альманахе «Тарусские страницы»: «Может быть, я как калужанин — а я за последние двадцать лет так Калугой заболел, что и сам себя теперь калужанином ощущаю…» Восстанавливая «отклонения», показывая, как было на самом деле, выясняя, почему «отклонялся» от действительности в том или ином эпизоде повествования писатель, Гизатулин ни с кем не полемизирует. Он сформулировал свой метод художественного письма, своё умение заинтересовать читателя тем, по поводу чего и сам испытал «большой интерес».
Что ж, в этом смысле Гизатулин остался верен себе. Мне обидно, что этот незаурядный писатель почти не замечен современной критикой. А ведь умением держать читателя в напряжении на протяжении большого повествования Марат Гизатулин превосходит многих обласканных нынешними критиками писателей, многих лауреатов престижных писательских премий. Мне кажется, происходит это потому, что Марат Рустамович обходит стороной литературные журналы, на которые в основном ориентируются литературные критики, издатели и члены жюри различных литературных премий.