Ещё в начале их жизни в деревне, в октябре, молодых приезжал навестить отец Гали Василий Харитонович. Погостил несколько дней, увидел, как тяжело дочери живётся в деревне, подкинул им деньжат и велел нанять помощницу по хозяйству. В тот важный год, когда Галя должна была сделать его дедом, он ещё несколько раз приезжал.
Коллега по работе предложила Гале взять в работницы девчонку из Васильевки, сестру своего мужа. Девочку звали Марусей. Маруся была весёлая, добрая, они с Галиной друг другу понравились. А для Маруси такая работа была большой удачей.
После войны молодёжь начала потихоньку разбегаться из деревни. У кого были документы, те могли устроиться в городе. Но таких было немного, в те времена паспорта колхозникам не выдавали. Хорошо, если кто-то по родству или знакомству имел подход к сельсовету, — он мог выхлопотать всеми правдами и неправдами себе справку, по которой потом можно было в городе получить паспорт, и поминай как звали. Правда, ещё были оргнаборы, как это тогда называлось, — на Камчатку ли, на рыбную ловлю, на стройку ли какую. Туда можно было завербоваться и без паспорта.
А кто не смог устроиться, оставались в колхозе. Но жить на что-то надо было, вот и ездили на подработку — на добычу торфа. Тайком, глухой ночью, чтоб не погнался председатель, шли в другую деревню, там садились на попутную машину до Калуги, а дальше на поезд — и в Подмосковье, на торфяники. Жили там без паспорта на частных квартирах. Поработают несколько дней — и обратно, в родной колхоз. Платили им на торфоразработках по три рубля в день.
Слушал я такие рассказы и диву давался — вот разгул демократии был в стране в сталинское время: «гастарбайтеры» жили под Москвой не только без регистрации, но и вообще без паспорта, и никто на них облав не делал!
Вот после очередной такой вылазки «на торф» Маруся и попала к Булату и Гале. Здесь работа была куда легче. Маруся жила у них всю неделю, а на выходной уходила домой. В её обязанности включались уборка, стирка, а в субботу, перед выходным, они с Галиной готовили на всю неделю на примусе.
У Булата было несколько мешочков с приправами, привезёнными из Грузии. Он велел Марусе добавлять в пищу эти приправы. Зачем это надо, она не понимала и считала просто причудой учёного человека. Мешочков было шесть или семь, и Маруся иногда забывала, из какого и сколько она должна добавить. Но Булата провести было нельзя: «Маруся, а вот такую травку ты не положила!» Очень Маруся удивлялась, как он это заметил! В конце концов договорились, что он всякий раз сам будет на блюдечке составлять смесь из приправ для каждой готовки.
Мария Алексеевна Ромакина (Зайцева) вспоминает:
— Как-то сижу, думаю, что это у нас пол такой грязный и никак не отмывается. Взяла ножик — такой широкий был у нас, воды нагрела на плите и пошла скоблить… Тут хозяин приходит и говорит: ты что делаешь? Я говорю: порядок навожу. Это, говорит, паркет. Ну, я говорю, что же это за паркет такой? Так богато жили попы, неужели не могли досок постелить?
Булата Маруся побаивалась — он был почти всегда серьёзен и вообще выглядел непривычно. Ей он даже казался старше своих лет. Как-то в отсутствие хозяина Маруся с Галиной сидели, пили чай, судачили о том о сём. В порыве откровенности Маруся спросила: «Как это вы, такая красивая, и вышли замуж за такого старого?» А ведь разница у Гали с Булатом была всего два года!
Вечером Галина не удержалась и со смехом рассказала мужу о разговоре с Марусей. Вместе посмеялись. На следующий день за обедом Булат подтрунивал: «Маруся, а ты за кого бы лучше замуж пошла, за старого или за пьяницу?» — чем вводил её в страшное смущение.
По субботам Маруся с Галей пекли пирожки на всю неделю, штук до пятидесяти, с мясом, с капустой. Пекли всю ночь. Галя была мастерица печь пироги. И вдруг однажды заметили, что пирожки стали пропадать. Приходит Маруся на работу в понедельник, а Булат спрашивает: «Маруся, ты пироги не брала? Может, куда отложила?» В конце концов оказалось, что это соседи Амелины вывинчивали ушко, на котором висел замок, и в отсутствие хозяев ходили по пирожки…
Мария Алексеевна Ромакина хорошо запомнила своих работодателей, особенно хозяина — таким необычным он ей показался. Помнит она хорошо и его брата Виктора:
— Виктор вёл дневник, и вот на Новый год он уехал в Москву к тёте, а Галя с Булатом нашли его дневник и прочитали. Предупредили меня: «Маруся, смотри, ему не говори, что мы читали». Он писал что-то про ложку, что-то такое, что не ту ему ложку дали… Я спросила: «Да что ж, вы все своими ложками едите, что ли?» — «Да нет, — говорят, — это он у нас такой капризный, ему надо всё время своей ложкой есть…»