Другие документы прошлых годов — грамоты воевод и воинских начальников — снова и снова подтверждали «дачи» тех земель и угодий жителям Маяцкого, Соляного, Царева-Борисова, Тора. Капитан Скурихин узнавал и другое — городовые сотники и казаки сообщили ему, что донцы, «к тому сыску взяв с собою с Волуйки и ис Чюгуева свойственников и друзей своих, ково они похотели, немногих людей, не по градцкому выбору, человек с 18 (на самом деле — 15 человек, с которыми говорил Скурихин, см. выше. — В. Б.), и теми друзьями и свойственниками своими, збираючи свои казацкие круги, с ружьем о их угодьях брали скаски». Они же, оказывается, не дали капитану и его помощнику из подьячих переписать беглых русских людей у Кабаньего брода, тоже «учиня свой круг».
Старые крепости и указы бывших бояр и воевод, имевшиеся у старожилов-изюмцев и других, по жалобе сотников, обличили неправду тех донских свойственников и друзей, а их ложные сказки стали явны. Ныне те казаки Сухаревской, Краснянской, Боровской и Трехизбянской станиц без государева указу казаков Изюмского полка из их угодий выгоняют, чинят им многие обиды, бьют, сено косить не дают и похваляются смертным убийством и разорением.
Челобитчики-изюмцы понимают, что беглецы из новопоселенных сел не захотят вернуться к ним в полк, «а будут жить под владетельством их, донских казаков».
Обстановка в спорных местах накалилась. Донцы действовали решительно и смело, и изюмцы, как видно, от них немало пострадали. Но власти встали на сторону воевод, полковника и полчан. В сентябре 1704 года генерал Кольцов-Мосальский сообщил из Белгорода о результатах скурихинского сыска. И уже 13 октября вышел указ Петра Алексеевича — по прежним его указам, по дачам 186-го (1678), 189-го (1681), 1700-го, 702-го и 703-го годов и по сыскам теми землями и угодьями по Бахмуту, Красной и Жеребцу владеть по-прежнему им, Изюмского полку старшине и казакам. А в «багмуцких поселениях» соляные промыслы отписать на него, великого государя, и ведать ими полковнику Федору Шидловскому.
Правда, донцам оставили во владение две мельницы и пасеку по реке Жеребец. Но в новопоселенные казачьи юрты у Кабаньего брода велели послать для переписи нового сыщика.
Бахмутская история, вкупе с другими — о владениях по Красной и Жеребцу, как считали власти, закончилась. Но донские казаки не смирились.
В следующем, 1705 году указ о владении старшиной и казаками Изюмского полка тремя речками подтвердила Ингерманландская канцелярия, созданная Петром для управления отвоеванными у Швеции землями по берегам Финского залива. Соляные заводы оставались в управлении Шидловского; их передали в ведение Ингерманландской канцелярии. Этот приговор вынес Тихон Никитич Стрешнев, глава Разрядного приказа, родственник царя Петра.
Вокруг Бахмутских соляных промыслов снова разгорелись страсти. Там появились донские казаки и голытьба, работавшая здесь до их захвата изюмцами. Они разорили солеварный завод изюмцев, сожгли все строения. Возглавил движение Кондрат Булавин.
Еще через год по указу Петра и наказу из Приказа Адмиралтейских дел на Бахмут из Воронежа выехал дьяк Алексей Горчаков. Правительство поручило ему снова досмотреть и описать спорные земли и угодья, чтобы «розвести» их между изюмцами и донцами. Власти были недовольны теми «налогами и обидами», которые причинили казаки Бахмутской и иных станиц Шидловскому и его полчанам.
Булавин и его казаки захватили Бахмутский городок и угодья, взяли реванш за недавние поражения. Но обида, сильная и жгучая, оставалась, и Булавин не мог стерпеть приезд Горчакова.
Кондрат созвал круг. Сошлись его бахмутцы, казаки из Трехизбянской и других станиц. Он вышел на помост, наскоро сооруженный:
— Господа казаки! Видите вы, какие обиды терпели и терпим мы от Шидловского, от изюмских, торских и иных жителей. Мы сами, наши отцы и деды исстари, по своей обыкности владели речками Багмутом, Красной и Черным Жеребцом, соль варили, ловили рыбу и зверя, сено косили и мед доставали. Тем пропитание добываем и мы, вольные донские казаки, и всякие прихожие люди, которые на тех речках селятся и всякие работы делают. А теперь, норовя Шидловскому, московские бояря прислали на Бахмут своего подсыльщика дьяка Горчакова. Что будем делать? Позволим ему писать промыслы и угодья?
— Не позволим!!!
— Любо ли вам позвать на круг Горчакова и допросить?
— Любо!! Любо!!!
— Зови сюда боярского лазутчика!
— Соглядатай он московский! Кровопивец!
— Июда искариотский!
Булавин махнул рукой. Круг расступился, и по коридору между рядами кричащих и размахивающих кулаками людей есаулы провели дьяка. Испуганный, он старался сохранить достоинство; остановился перед помостом... Кондрат быстро глянул на дьяка. Тот держался прямо, его дородная фигура, пышные длинные волосы, густая борода с легкой проседью говорили об уверенности и силе царского посланника. В атамане закипал гнев: