Это вообще была ее добровольная общественная нагрузка, просвещать таких вот телят. Специализировалась в основном на областных, которые часто и русского не знали и, разговаривая с женщиной, потели и мычали. С остальными, столичными, она просто дружила и стреляла сигареты. А с областными у нее пару раз чуть до загса не доходило. Но тут налетала из области переполошенная родня, и все фантазии насчет загса у своего непугевого Азиза или Болтабая быстро отбивала. Роза сама, правда, не стремилась в загс, ее вполне устраивали простые и легкие отношения. И вот областной набирался городского ума, начинал покуривать и бойко тарахтеть по-русски. Заметив такие успехи, Роза теряла к нему интерес и высматривала себе новый объект. Долгих перерывов в личной жизни Роза не любила.
Она водила дружбу со спекулянтками с Греческого городка, те таскали ей шмотки, и она предлагала их по общаге. Иногда подрабатывала моделью. На сплетни про себя реагировала болезненно.
«Я же, лять, не пью!» — жаловалась Бульбулю.
Это было не совсем так.
Изредка пила, совсем не пить в общаге было невозможно. Но выпив даже рюмашку, мгновенно менялась. Из живой, как огонь, делалась неподвижной, мертвой. Застывала на час или два, с трудом понимая, где она и кто вокруг.
Один раз приезжала к нему позировать. Сидела на табуретке возле электрообогревателя, Бульбуль старательно переносил на ватман угловатые линии ее тела. Не получалось… Нужно было, наверное, больше сеансов, но Бульбуль боялся, что пронюхают соседи, на следующий день весь базар будет языками чесать. Новый базар, конечно, не прежний, но очень многие там еще помнили его отца, деда. Приветствовали его, когда он гуда заходил, уступали в цене. Если там узнают, уже не зайдешь — взглядами сожгут.
Да и позировала Роза плохо, вертелась как на углях. Только если перед сеансом дашь немного вина, тогда застывала. Но в тот раз вина у Бульбуля не нашлось, хотя ведь предупреждала. Собрался сбегать, но было поздно, и все было закрыто. Пришлось рисовать так, «без анестезии». Фигня вышла, ватман жалко.
У него были сложности с человеческим телом, особенно с обнаженкой. Предметы, гипсы-мипсы, с этим было в порядке. По лепке он вообще считался звездой. Если только не человека. Не получалось у него с людьми, пропорции плыли. Может, сказывался мусульманский запрет людей изображать. Сидел где-то в крови и мешал грамотно компоновать фигуру.
Розу все-таки турнули из общаги.
Пожалев, пустил ее на два дня пожить. С условием, что будет позировать.
Она приехала к нему вечером с сумками. Сама привезла вина, долго не поддавалась пробка. Они чокнулись пиалками, и она пошла к табурету, стягивая по пути платье.
Он разминал глину и поглядывал на ее манипуляции. Каркас фигуры был заготовлен заранее.
И снова не получалось. Глина не слушалась его.
Был час ночи. Роза сидела на табуретке и глядела совиными глазами.
Он допил вино и снова набросился на глину. Ничего не выходило. Глина Смеялась над ним. Еще добавился шум в голове. Вино действовало на него совсем по-другому, чем на Розу. Толкало к поступкам и экспериментам.
Что было дальше, помнил плохо. Она привезла две бутылки. Вторую допил сам, из горла, сжав стекло зубами. До или после? Она слабо отбивалась. Он влил в нее еще. Потом… Что потом? Снял ее с табуретки, перенес и положил рядом с начатой скульптурой.
Она была неподвижной. Только глаза слегка двигались и грудь на вдохе.
Он приглядывался к ней, точно видел эту грудь, руки, пальцы впервые. Перевел взгляд на скульптуру с кое-где еще непокрытым каркасом. Снова на Розу.
И начал быстро покрывать Розу глиной.
Работа шла как по маслу. Пальцы все делали сами.
Ноги Розы уже были в глине, он старался сохранить их форму. Занялся руками.
Роза двинула головой и раскрыла рот.
Он шлепнул ей на лицо глину и стал быстро размазывать.
Лицо исчезало под глиной. Повозился с носом. Отошел, поглядел, прищурясь.
Подошел и замазал ноздри. Поработал немного стекой. Высохнет, надо шкуркой пройтись…
Она раскрыла рот, пытаясь дышать им. Он занялся ртом.
Она пыталась выплевывать глину…
«Буль… Буль…»
Дальше не помнил совсем.
Через год он окончил училище.
С изображением людей проблем больше не было.
Отслужил два года под Куйбышевом. О Розе иногда думал. Что случилось в ту ночь, гак и не мог ответить. Может, встала, смыла глину и ушла. Но ее платье и сумка с вещами остались в комнате. А может, вмешался базар. Спас его избавил от Розы. Он ведь был человеком базара.