Холодно-то как. Вокруг белым-бело. Нет, не просто все белое, а снежная равнина. Куда ни кинь взгляд – до горизонта снег. Впрочем, самого горизонта и не видно, небо и заснеженная равнина сливаются в нечто бесконечное.
Ну и что это значит? Он много раз видел по телевизору людей, переживших клиническую смерть. Вроде говорили о нескольких вариантах, но он помнил только про свет в конце тоннеля. Ага. Тут тоннелем и не пахнет. Зимушка-зима от края до края. Хм. А ведь и не холодно совсем. Нет, поначалу вроде… А может, это просто ассоциация такая – если кругом заснеженная равнина, то обязательно должен быть мороз. Но вот стоит он в своем летнем костюме и ничуть не мерзнет.
А тишина какая! Ни звука. Он прислушался к своему дыханию, но не услышал даже его. Тишина коконом обволокла его со всех сторон, осязаемо, мягко и нерушимо.
– Приплыли, раскудрить твою в качель.
Его голос на этой искрящейся и погруженной в полное безмолвие равнине прозвучал как-то инородно. Разумеется, он тут был впервые, но чувствовал, что человеческим голосам здесь не место. А уж в такой интерпретации и подавно.
– Прости меня, грешного, Господи! – Отчего-то вдруг захотелось повиниться в содеянном.
Повинился. От сердца повинился, без дураков. Ну и что дальше? Что делать-то? Куда идти? По всему получается, что, как он ни стремился спасти свою грешную жизнь, ничего у него не получилось. А может, он сейчас в коме и это его бред? Очень может быть. Вон и костюм отглажен, словно только что получил его из заботливых рук жены, никаких прорех, кровавых пятен. А ведь должны быть, это он точно помнит.
Ну и сколько ему тут торчать? Это же уму непостижимо, вот так вот стоять без дела. Хоть бы ощущения времени не было. Но нет. Время он чувствует, и мало того, от одной только мысли о вынужденном длительном нахождении в этом месте его бросало в дрожь. Не фигурально, а очень даже натурально. Еще и озноб по спине пробежал.
А может, как в той сказке, пойти куда глаза глядят? Можно, да только бесполезно все это. Никаких сомнений по поводу того, что эта заснеженная равнина бесконечна, у него не было. Ну и что это, рай или ад? Да нет, скорее какое-то междумирье. Это что же тогда получается – его грехи пребывают в равновесии с добродетелями и весы не знают, куда качнуться? Допустим. Ну и где, скажите на милость, судьи? Кто решит, куда ему направиться, вниз или вверх?
Ну хоть бы кто-нибудь появился и поставил ему условия, как это бывало в фильмах. Ну там – найди того, кто тебя искренне и от всего сердца любит. Или еще что, чтобы в конце концов определиться с тем, куда его направить. Так ведь нет никого. И не появится, в этом он был уверен. Мало того, его не отпускало ощущение, что ему самому придется принимать решение. Вот только бы еще знать какое.
– Это еще что за хрень?! Бубенцы? Ну да, очень похоже на то, что слышал на Масленицу.
Это он вовремя. Это он в тему. Словно ниоткуда – не из-под земли, а именно что ниоткуда – возникла несущаяся во весь опор тройка вороных, запряженных в белоснежные сани. Кони просто загляденье. Никогда ничего подобного не видел. А главное, как однояйцовые близнецы – черные как смоль, с белыми ромбовидными звездами во лбу.
И все как на картинке. По центру коренной, с развевающейся гривой, гордо несущий большую голову, по бокам пристяжные, отвернув головы в стороны. Вот только на облучке не возница в традиционном русском кафтане с мурмолкой на голове, а какой-то юнец, с красивым лицом и правильными чертами, в треуголке и шитом золотом камзоле. И нескончаемый разбитной перелив бубенцов. И все это великолепие несется прямо на него.
Он уверен, что они не отвернут. Но также не отпускала и уверенность в том, что вот сейчас ему предоставляется тот самый момент выбора – либо оставаться на месте, либо отойти в сторону и ждать дальше. Хуже нет, чем ждать и догонять. Он остался на месте, устремив пристальный и упрямый взор на несущуюся на него во весь опор тройку с бубенцами.
Лошади его не затоптали. Когда до него оставалось совсем немного, когда казалось, что вот-вот по нему пройдутся подкованные копыта, среди звона и тяжелого дыхания лошадей разнесся задорный молодой голос:
– Тпр-ру, залетные!
В лицо ударил вздыбленный снег, обдав прохладой, вслед за ним горячее дыхание лошади, резкий запах конского пота. Странно. А своего дыхания он не ощущал, как не ощущал до этого и никаких запахов. До появления этой странной тройки тут вообще все было каким-то стерильным и неестественным.