В бане, расположенной на вершине холма, в эти дни проходил съезд банных анчуток. В нем принимал участие и Кукуцаполь, самый известный банный анчутка Забайкальских лесов и большой любитель замутить какой-нибудь скандальчик.
С Незапамятных времен Яга и Кукуцаполь друг друга на дух не переносили. Анчутка легко втягивал Ягушенцию в виртуозные перебранки, неизменно заканчивающиеся бабкиным позором. С другой стороны, если Яге представлялся случай зависнуть в ступе над головой недруга, она начинала плеваться, как разочарованный жизнью верблюд, целясь аккурат в центр вражьей лысины.
И вдруг, совершенно необъяснимо, Кукуцаполь предложил Ягушенции мир. Даже письмо со съезда прислал — давай, мол, подружимся, прилетай немедленно. Яга, конечно, сомневалась в истинных анчуткиных намерениях и никуда лететь не собиралась. Но тут подвернулась оказия — кража бульдозера, и она решила, раз уж в городе, провести разведку боем и свое любопытство удовлетворить.
Когда бабка с болотным хмырем добрались до бани и постучали в условленное окно, их ждало неожиданное. Створки отворились на крохотную щель, и через эту щель рыдающий Кукуцаполь стал с Ягой и Сигизмундом прощаться, уверяя, что смерть его пришла.
Объяснить, с чего он вдруг собрался помирать, анчутка не успел. Вдали что-то металлически заскрежетало, Кукуцаполь охнул, прошептал «Явились!» и потянул створки на себя. «Кто, кто явился?» — только и успела спросить Яга. «Клацающий Раскладон и Страусиный Поршень», — простонал Кукуцаполь, и окно захлопнулось.
В следующую секунду к Ягушенции и Сигизмунду подскакали две непонятные штуковины. Описать их бабка не смогла. Не успела разглядеть — темно было, да и не до разглядывания, ноги бы унести. Потому как одна из штуковин вдарила чем-то по лбу Сигизмунда, и тот без звука опустился на клумбу, а вторая с криком «Взлохматим бабку!» нацелилась на Ягушенцию. Ну, она и дала деру.
Хотя в гору бульдозер полз с трудом, до фруктового сада, в глубине которого стояла баня, добрались в две минуты. Бросив машину на улице, домовой помчался по аллее, не замечая, как чудно пахнет вокруг яблоками и как ярко светит полная луна. Всматриваясь в землю, он оббежал баню дважды. Ни на клумбе, ни под яблоневыми деревьями, ни где-либо еще Сигизмунд не обнаружился. Василий в отчаянии забарабанил в окна. Одно распахнулось, из него высунулись головы сразу пяти анчуток, и голос Кукуцаполя прошептал: «Тс-с-с! Не шуми!».
— Где Сигизмунд!? — заорал домовой и еще раз шарахнул по переплету. — Что вы с ним сделали?
— Ничего мы с ним не сделали, — забормотали анчутки. — Только к стене перенесли и корытом прикрыли. Вон там.
Откинув корыто, Василий опустился на колени. Придвинутый к стене Сигизмунд мирно лежал на спине. На лбу его багровела шишка, а в хвосте был зажат цветущий куст розовых пионов. «Мы пытались куст вытащить, но он держит крепко, — сообщили анчутки. — И пульс хотели проверить, только никто не знает, где его у болотных хмырей искать». Василий тоже этого не знал и просто прижал пальцы к шее друга. Пульс не прощупывался. Банные анчутки вздохнули. Ягушенция отступила в тень. Василий вытер слезы, коснулся, прощаясь, груди хмыря и подогнал к бане бульдозер. Анчутки побледнели, решив, что домовой собирается немедленно рыть могилу. «Не собираюсь, — огрызнулся Василий. — Домой повезу. Помогите уложить его в ковш».
Закивав, анчутки обступили Сигизмунда, прикидывая, как половчее справиться с тяжелым телом. Внезапно со стороны улицы до бани донеслись уже знакомые Василию вопли и скрежет. Он повернул голову. По аллее в лунной дорожке снова неслась, подобрав юбку, Баба Яга, а за ней, щелкая алюминиевыми ногами, снова гнался Клацающий Раскладон.
Вот тут Василий рассердился окончательно. С криком «Вы меня достали!» он вскочил в кабину, рывком рычага поднял ковш и обрушил его на подскакавшего Раскладона. Чудище крякнуло, распласталось по земле и затихло. На всякий случай домовой влупил по нему еще раз, но в этом действии уже определенно не было необходимости.
Уняв дрожь в руках, Василий впился глазами в поверженную железяку. Из глубин его затуманенного адреналином мозга пробивалась на поверхность некая стратегическая мысль. Стержнем ее являлось осознание, что он не может уехать из города с телом Сигизмунда, за друга не отомстив.
Оформиться мысли окончательно помешал Кукуцаполь. Взобравшись на ковш, он читал стихи, подкрепляя каждый ударный слог маяковским взмахом руки.