Шиваров. Разумеется. Откуда вам меня знать? Мы, сотрудники управления культуры, редко бываем в таких храмах искусства как Художественный театр.
Елена молчит.
Я, кстати, большой поклонник творчества Михаила Афанасьевича Булгакова. «Дни Турбиных» — великолепная пьеса! И стараюсь читать все, что пишет ваш супруг.
Пауза.
Елена. А вы читали «Батум»?
Шиваров. Пьесу о молодых годах товарища Сталина? (Пауза). К сожалению, нет.
Елена. Жаль. Мужу очень важно знать… что еще в ней нужно поправить.
Шиваров. Я бы никогда не решился давать подобные советы. Моя сфера — только административные вопросы, я далек от проблем творчества.
Елена. Неужели?
Шиваров. Так, всякие формальности.
Елена. И выезд за рубеж?
Шиваров. Изредка… тоже.
Елена. Вы ужасно таинственны.
Шиваров. Ну какой же я таинственный? Скорее, оробевший. И чем я могу импонировать красивой женщине, жене знаменитого драматурга? Ничем. Обыкновенный совслужащий. Иван Иванович Иванов.
Елена. Наконец-то вы представились!
Шиваров. Не думал, что это необходимо. Вы и так обо мне наверняка тут же забудете.
Елена. Так считаете? Вы недооцениваете мою женскую интуицию.
Шиваров. Вот это да! И что же подсказывает ваша интуиция?
Елена. Что излишняя скромность бывает порой доказательством больших интеллектуальных возможностей.
Шиваров. Вот как?
Елена. Прошу вас прочесть «Батум». Вы убедитесь, что там нет ничего… Прощайте.
Шиваров. Приятно было познакомиться.
Из стоящей на буфетной стойке вазы вынимает бледно-розовую розу и подает Елене.
Чтобы лучше запомнили.
Елена. Спасибо. Я люблю розы. (Выходит).
Шиваров. Тааак… Вот те на, — буржуазный салонный флирт.
Входит Правдин.
Правдин. Весь театр обошел, он тут, наверно, не был. Берков говорит, что вообще не представляет, как этот Эрдман выглядит.
Шиваров. Тише!
Правдин. Этот придурок не знает никакого Эрдмана.
Шиваров. Тише. Найдется. Придет. Без паники.
Правдин. Теряем время! Можем не успеть.
Шиваров. Не бойся. У нас не потеряется.
Лубянка. Специальная комната для допросов Пятого отделения Секретного отдела НКВД. Темнота. В углу сидит Чертов и слушает магнитофонную запись. Голос Наташи Берковой и стоны Француза смешиваются в совместном оргазме.
Голос Наташи. Oui, oui… bon… Боже мой! Да! Mon dieux… mon dieux… Боже мой! Аааа…
Пауза. Спокойный голос Наташи.
Голос Наташи. Дай мне тоже папиросу, Жак… (Пауза). Боже ты мой! Как мы живем?!
Входят Шиваров и Правдин.
Шиваров. Чертов, оставь в покое это завоевание технического прогресса.
Чертов. Здорово монтаж получился.
Шиваров. Берков ждет?
Чертов. Ждет.
Шиваров. Пусть подождет. Перемотай пленку. Принеси папку Беркова.
Чертов. Слушаюсь.
Чертов козыряет и выходит.
Шиваров (о Чертове). Молодой еще. Но старается.
Правдин. Писать не умеет.
Шиваров. Учить нужно.
Правдин. Его научишь, так он на тебя и напишет.
Шиваров. Ничего не поделаешь, ведь наш отдел вопросами литературы занимается. Ты в молодости писал стихи?
Правдин. А как же… Кто их не писал?
Шиваров. Вот именно… кто не писал. Но от стихов до романа путь далекий.
Возвращается Чертов, подает папку. Начинает налаживать свет и передвигает мебель как для допроса.
Мы тут, товарищ Чертов, говорим о том, как, однако, далек путь от сочинения стихов до написания романа.
Чертов. Еще бы. Роман — это совсем другое дело.
Шиваров. А вы знаете, что мы здесь, в Пятом отделении, называем «романом»?
Чертов. Романом? Да нет.
Шиваров. По окончании разработки определенного дела, ну, скажем, — подпольной троцкистской организации или шайки вредителей, — собирают вместе протоколы допросов, пишут итоговый доклад и разрабатывают окончательный том дела, который мы, для внутреннего пользования, разумеется, в шутку, называем романом.