В «Белой гвардии» Булгаков сталкивает этот четко организованный мир с его абсолютной противоположностью - хаосом, стихией революции и гражданской войны, равно представленной и штабными офицерами, и гетманом, и Петлюрой. Этикету, порядку, системе, иерархии противостоит аморфная и злая сила анархии. По одну сторону конфликта - герои (круг Турбиных), по другую - анонимная толпа, лишенная облика, имени, идеологического слова.
Смысл жизни Турбиных в вечности порядка, который они представляют, в незыблемости его символов - голубого сервиза, абажура, оперы «Фауст». Любое изменение раз установленного, и правильно установленного, порядка угрожает их миру. Любое движение - бессмысленно и противоестественно. Грубо говоря, пока Турбины сидят дома, все хорошо. Но стоит покинуть дом, как торжествует хаос (ранение Алексея, бегство Николки).
Зато суетлива и подвижна толпа, представляющая анархию революции. Она все время меняется, как меняется и абсурдная, мнимая власть в Городе, как меняется даже язык, на котором эта толпа говорит (русский - украинский).
Мир Турбиных с честью выдерживает испытание хаосом. Он только выталкивает из себя Тальберга, компрометировавшего своим суетливым переодеванием идею вечного порядка.
Однако, чтобы триумф этот произошел, понадобилось чудо. Именно чудо является инструментом справедливости, которая защищает семью Турбиных.
И тут четкий конфликт книги раздвигается, впуская в себя новое, метафизическое измерение, невозможное в позитивистском «чеховском мире».
То, что справедливость на стороне Турбиных, несомненно. Но восторжествовать она может только благодаря вмешательству иной реальности (молитва Елены). Борьба добра- порядка со злом-хаосом разрастается до нового масштаба, в котором такие мелочи, как принадлежность к белым или красным, уже не имеет значения. Не зря Бог из сна Алексея и не замечает между ними разницы.
Уже в «Белой гвардии» Булгаков нарисовал картину вселенной как гармонического царства справедливости,частный вариант которого - наш мир, раздираемый силой порядка и силой хаоса.
Болезнь Алексея, его сны служат сюжетными выходами из пространства земной реальности. Эти сцены, как и настойчивое обращение к библейской символике, как и астрономическое сопереживание природы человеческим судьбам («И в ту минуту, когда лежащий испустил дух, звезда Марс над Слободкой под Городом вдруг разорвалась в замерзшей выси, брызнула огнем и оглушительно ударила».), как и подчеркивание вечной, внепартийной сути конфликта Турбиных с толпой, становятся отправными точками в построении новой - булгаковской - вселенной.
Конечно, для 60-х крайне существенным был культ порядочности, воспетый в «Белой гвардии». Он целиком укладывался в теорию моральной чистоты как рычага социального прогресса. Но гораздо важнее было глубинное содержание «Белой гвардии», ставившее под сомнение ценность прогресса как такого.
Ведь прогресс есть движение, а если учесть, что его исторической реализацией была революция, и что уют Турбиных символизирует нетленные ценности мира, и что высшая справедливость целиком на стороне покоя, а не анархии, то вывод о пессимистическом отношении Булгакова к самой идее социального развития становится очевидным.
5.
«Театральный роман» начался там, где закончилась «Белая гвардия». Уже подзаголовок - «Записки покойника» - становится как бы знаком загробной жизни в жизни земной. Таким образом, еще до начала книги известно, что Максудов, в отличие от Турбиных, проиграл. Мир, в котором произошла эта трагедия, намного сложнее мира «Белой гвардии». Если там добро и зло имело свои реальные бастионы (квартира Турбиных - улицы Города), то в «Театральном романе» хаос маскируется под порядок.
История Максудова - это приключения Простодушного, принимающего мнимый порядок за истинный. Последовательное разоблачение этого заблуждения и составляет сюжет книги.Мир литературы и театра здесь как будто обладает всеми качествами строго организованной системы. Это уже не анархическая анонимная толпа Города. Здесь есть иерархия, как на писательской вечеринке; есть строгий ритуал, как в сцене представления Максудова Ивану Васильевичу; есть даже «заведующий внутренним порядком», во владениях которого как раз царит максимальная неразбериха. И, главное, есть теория, которая формирует все это грандиозное сооружение, якобы придавая осмысленность каждой детали всей системы. Максудов - единственный, кто стоит вне ее, что и позволяет ему усомниться в самом существовании сооружения.