Один из матросов Фрезера сделал, что ему сказали. Но на лице его было написано недоверие. Какая разница, будут намагничены опорные столбцы или нет?
— Отлично! — прокричал Буллард, когда вокруг последнего из столбиков была сделана катушка. Затем он приказал включить слабый ток и с помощью реостатов начал подавать его на катушки. Работать с сердцем корабля было
немыслимо трудным занятием, да к тому же Булларда и его помощников еще и бросало из стороны в сторону из-за качки. Но Буллард был упорен, и наконец настало время испытать его устройство.
Награда, доставшаяся Булларду, была велика — он услышал, как завывания двигателя начинают утихать. По крайней мере, ему удалось остановить ускорение. Теперь ему предстояло согласовать работу всех трех гироскопов.
— У нас есть идея, — сказал Буллард главному электрику, который ему помогал. — Продолжайте с ними работать, пока они не будут крутиться синхронно. Подшипники нагреются, но мы ничего не можем с этим сделать. Смажьте их, а если это не поможет, отправьте кого-нибудь вниз за жидким воздухом. Делайте что угодно, но не давайте им остановиться совсем, или мы врежемся в Юпитер.
— Есть, сэр. Но как мы это сделаем?
— Это называется магнитострикция, — объяснил Буллард, направляясь к выходу из отсека. — Небольшой магнетизм заставит сталь расширяться, вот и все. Если подшипники будут двигаться с трудом, смажьте их еще.
Буллард вышел из отсека и направился к корме. Где они находятся сейчас? Выиграют ли они эту схватку с Юпитером? Он чувствовал вибрацию корабля, шедшего сейчас на шести реактивных двигателях, и понимал, что контроль над ситуацией начинает возвращаться. Но как быстро это произойдет?
Бентон казался обеспокоенным. Двигатели вели себя странно, им явно не хватало мощности, чтобы выполнить возложенное на них задание. Неконтролируемое движение «Поллукса» был остановлено, но только и всего. Чтобы резко вырваться вперед, требовался больший толчок, но Бентон не решался на это. Вошел Буллард.
— Ничего не поделаешь, — проговорил он. — Заставьте эти реактивные трубы работать как следует.
— Они расплавятся, — предупредил Бентон.
— Делайте, — мрачно произнес молодой исполняющий обязанности капитана. — Хуже быть уже не может.
Бентон пожал плечами и включил вторую линию подачи топлива. Его помощники, посланные на склад, вернулись с запасными форсунками. Через несколько минут бешеной работы они были соединены с импровизированными нагнетателями и к трубам начали поступать новые порции топлива. Выхлоп двигателей «Поллукса» изменился от красного, как след метеорита, огня до ослепительно белого цвета, свойственного хвосту кометы класса «А». Решительные мотористы продолжали разгонять двигатели, нагнетая топливо до тех пор, пока сами не начали падать с ног, — люди уже не выдерживали, несмотря на обильные инъекции гравонола. Загнанные санитары оставили в покое «мертвых» офицеров «Поллукса» и арбитров с «Кастора», и переключились на помощников Бентона.
Тут в отсек ввалился главный арбитр — капитан «Кастора» Эллин. Его с обеих сторон поддерживали подчиненные офицеры. Хотя капитан с каменным лицом уже выглядел трезвым, все они были сильно потрепанными. Их лица и руки были в синяках и порезах; все трое носили повязки, наложенные на них санитарами. Они, по крайней мере, уже могли держаться на ногах. Тем не менее, их, как и все еще одурманенных офицеров, бросало из стороны в сторону, как будто уже укрощенный гироскоп продолжал бесноваться.
— Адмирал говорит, — заявил капитан Эллин, — что инспекция отменяется. Прекратить занятия и вернуться на базу.
— Вот уж черта с два! — вскипел Буллард. — Передайте адмиралу, что не в его власти отменить мои занятия. Можете сказать ему, что я уберусь отсюда, когда и если смогу это сделать. А пока дайте дорогу этому человеку.
Капитан Эллин удивленно открыл один, оставшийся не подбитым, глаз, но посторонился и пропустил матроса, нагруженного грудой запасных частей. Капитан «Кастора» посмотрел на сердитого молодого человека в запачканной и порванной униформе, обвел взглядом отсек, снова взглянул на Булларда. Он все еще не понял, что произошло, и как они оказались в таком положении. Решительно все приборы были неисправны. Эти потные, усталые люди могли лишь догадываться о давлении, напряжении, силе тока и обо всем остальном, с чем они имели дело. Если в такой ситуации человек мог чувствовать корабль, то это было неловкое, попросту ужасное чувство. Это было отвратительное чувство обреченности.