Что там, за деревьями, чьи образа уже почти стёрли наступившие сумерки. Там, дальше, тихое поле, уснувшее в ожидании ночных ласк луны. И лес, мудрый уставший лес. Мир. Наш мир. Чужой мир. Хочется встать и пойти за ним – в никуда, за поля, за леса и реки… И вечерний дождь будет обнимать за плечи, месяц протягивать лёгкие руки, и вечные сумерки будут ласкаться к ногам… И не возвращаться. Никогда.
Позади опустевший дом, чьи стены уже мертвы, чьи доски забыли уже тепло твоих рук и не ждут на крыльце звук уставших шагов. Я ждала, долго ждала. Но они не шли. И дом забыл. Он больше не грел и не дышал, и я шла по мёртвому полу с надеждой увидеть в окно тебя. И я смотрела, и мир смотрел на меня. Я знаю, что где-то там ты, возможно, тоже ждёшь меня. Или не помнишь. Как не помнит тебя наш дом, как утратили веру близкие люди. И только лишь старый плед хранит твой неповторимый запах, чтобы я могла засыпать в коконе утерянных мечтаний. Забыться во сне, отгородиться от мыслей пеленой сна. Ты обещал вернуться и просил ждать. Я жду. Но ты не идёшь. Истаяли в памяти твои руки, в кольце которых я засыпала, твои глаза, смеявшиеся над моими чудачествами, твоя лёгкая полу ухмылка и смех… Он больше не кружит воздух в нашем доме, из которого ты ушёл. Уже навсегда. Во сне я пытаюсь найти то невообразимое чувство общности и понимания, которое тогда пламенело в наших сердцах. И не нахожу. Ты ускользаешь тенями в прошлое. Я чувствую тебя, но не могу уловить тепла. А дождинки стекают по остывшему стеклу, но в них нет тебя. Ты где-то там, за гранью стелющихся сумеречных обрывков вечера. Вроде так близко… И недостижимо далеко.
Я встаю и иду на замерзшую кухню. Один кофе. Один бутерброд. Чашка неправильно и не к месту горячая. Чужая. Я укутываюсь в плед и выхожу на пустое потерянное крыльцо. Дождь затаился, и влага неспешно остывала на засыпающей земле. Мёртвые листья обреченно шуршали под ногами, впитываясь в дождевую грязь. Я шла, впереди неспешно бежали собаки – ждут ли они тебя? Чувствуют ли в трещинах крыльца твой запах? Надеются ли отыскать его среди прелой листвы осени? Я не знаю. Я теперь ничего не знаю. Передо мной новый мир, холодный и недружелюбный, в котором я должна научиться жить без тебя. Плед пропитывался ночной влагой и терял запах. Последний твой след в этом мире. И мне страшно. Очень страшно. Сухие глаза уже не могут плакать, они пусты. Пуст мир. И единственная надежда, что ты, там, наверху, всё-таки ждёшь меня.
Конец