Тото. Ты бы отвёз нас туда?
Адольф. Разумеется. Struggle for life. Там энергичный человек может устроить себе место под солнцем.
Тото. Мы бы увидели индейцев?
Адольф. Может быть.
Тото. Ты бы снял с одного из них скальп?
Адольф. Нет. Мы бы жили в Нью-Йорке, в самом деловом центре. Город-спрут, весь в небесах. Мы живём на двадцать пятом этаже билдинга). Три телефона. Огромный расход электричества! Моё здоровье под угрозой. Я самый сильный. Я царствую над ними над всеми.
Тото. Думаешь, что ты сильнее индейца?
Адольф (продолжая свою мечту). Впрочем, старая добрая Европа, со своей немыслимой экспансивной силой и ещё не разработанными богатствами очень даже способна, опираясь на Африку, стать Америкой завтрашнего дня! Большие концерны диктуют законы! Я руковожу одним из них. Никакой жалости. Дело есть дело. Чтобы сломать конкуренцию, все средства хороши. Я открываю для себя мощь рекламы. Трачу колоссальные суммы на создание надуманных потребностей с единственной целью — завалить потребителя растущей продукцией… Меня считают выдающимся филантропом. Я дарю произведения искусства музеям. Моя роскошь славится. Я им всем рву подмётки! Одинокий, я старею, меня опасаются. В принципе, у меня есть всё, кроме счастья.
Тото. Пожар в прерии, это опасно?
Адольф. Да, если нет воды. (Восклицая.) Я провожу туда воду! Водопровод длинной в тысячи километров! Пожар побеждён. Несмотря на трудную борьбу, цивилизация прогрессирует. Я, разумеется, стригу проценты со всех моих начинаний.
В это время, выкрикивая воинственные кличи и улюлюкая, со всех сторон появляются индейцы; и исчезают.
Тото. Кто прав, индейцы или американцы?
Адольф. Зависит от точки зрения. (Поднимаясь, мнёт газеты, грозно.) Безжалостный! Благодаря мощным дружеским связям и новой международной политике (весьма веской, но, кстати сказать, ложной), я — лидер продаж. Я провоцирую панику на Бирже. Все сходят с ума, продают всё, я всё покупаю. Некоторые из моих конкурентов кончают с собой. Struggle for life.
Появляется Горничная, объявляя…
Адэль. Мсье, господин Фессар-Лёбонз.
Адольф (спесиво выпрямляясь). Ага, этот как раз кстати!
Входит Фессар-Лёбонз, толстый важный мужчина лет шестьдесят, с наградами, повязан салфеткой. Сначала у него вид уверенный, но под взглядом Адольфа он вдруг тушуется, застенчиво снимает с груди салфетку.
Адольф молчаливо и холодно смотрит на того, наконец, восклицает…
Адольф. Значит, друг мой, заявляетесь в такое время?
Фессар-Лёбонз. Имею честь, господин Президент генеральный директор. Приношу свои извинения, Президент генеральный директор.
Адольф (обрывая его). Вздор! Касательно дела, думаю, ничего нового я вам не открою, тут на счету каждая минута. Возможности, которые представляются, нужно ловить на лету. Незначительная задержка в подаче важного рапорта, и одна из таких возможностей просто-напросто улетучится… Короче, такая задержка выйдет нам потерями миллионов! Я должен раз и навсегда знать, могу ли я на вас рассчитывать, мёсьё Фессар-Лёбонз! Я должен знать, подстрахован ли я… да или нет!
Фессар-Лёбонз (бормоча). Но я сделал, что мог, господин Президент генеральный директор!
Адольф. Сообщаю вам, м'сьё Фессар-Лёбонз, что на последнем заседании генеральной ассамблеи совет администрации (принимая во внимание квази священный характер финансовых операций) единогласно принял резолюцию, следуя которой мой пост отныне именуется Президент генеральный директор-епископ. То есть, в дальнейшем меня следует называть именно таким образом.
Фессар-Лёбонз (смутившись). Пардон, господин Президент генеральный директор-епископ!
Адольф (великодушно). Ввиду длинноты, в ежедневных отношениях можете обращаться ко мне просто «ваше высокопреосвященство» или «мон-сеньор».