Адольф (утомлённый). Закрой грудь и ложись. Это абсурд! Я никогда не говорил, что ты некрасивая.
Элоди. Тогда, почему же ты не испытываешь ко мне никакого влечения? Всякий встречный-поперечный меня хочет, а этот каждый вечер свет выключил и храпит через пять минут без задних ног.
Адольф (которому надоело, засыпая). Не преувеличивай, не каждый же вечер… Нужно признать, что, спустя некоторое время в браке всё представляется не таким, как было вначале… Желание, по большей части, рождается от неожиданности… Если бы ты была менее наивна в этом вопросе, то знала б об этом… Знание друг друга, тесные ежедневные отношения, впрочем, усиливают нежность…
Отяжелённый сном, он мямлит, очевидно засыпая.
Элоди (с горечью, после паузы). Так что ж, я тебя больше не удивляю?
Адольф (мямлит). А?.. Как тебе сказать, ты удивляешь меня по-другому… Ты не перестаёшь меня удивлять, увы… Знаешь, что скоро полночь… нужно бы спать… во всяком случае, мне никогда за тебя стыдно не было… бессмыслица какая-то… о тебе я всегда слышал только одни комплименты… Равашоль, коллега по конторе, говорил мне ещё, недавно говорил мне ещё… ваша, говорит, жена… ваша жена, друг мой… жена ваша…
Адольф больше не может продолжать, голос его пропадает. Он мирно спит. Элоди, бдительно сидя на кровати, после паузы продолжает…
Элоди. Или как в тот день, когда ты не пожелал признаться Фессару-Лёбонзу, что это я написала твой рапорт от начала до конца!
Адольф (внезапно просыпаясь). Что? Телефон? Фессар-Лёбонз! Ты говорила… что ты сказала?
Элоди (непримиримо). Я говорю, что ты не захотел признаться Фессару-Лёбонзу, что это я написала твой рапорт!
Адольф (внезапно проснувшись, поднимается в ярости и включает лампу). Чёрт побери, это недопустимо! Это нелепо! Ты ничего не понимаешь в международной торговле цитрусовыми. Ты не в состоянии дать ни одной цифры, назвать ни одного порта, не знаешь ни один морской маршрут… Я тебе его диктовал, отчасти, этот рапорт…
Элоди. Я исправила все ошибки! Если б не я, этот рапорт нельзя было бы прочесть!
Адольф. Может быть, но у меня не было никакого основания говорить Фессару-Лёбонзу, который является моим начальником и мне платит, что это ты написала рапорт! Что, кстати, неправда, я повторяю!
Элоди. Ты мог бы вставить приятное слово о нашем сотрудничестве, и я бы сама, разумеется, смогла вовремя отступить в тень и занять своё место… Но ты ревнуешь к моему превосходству! Ты ненавидишь мой ум. Тебя оскорбляет, что у меня диплом по английскому, а у тебя только два аттестата о среднем образовании. Ты любишь только своих подчинённых, чтоб перед ними куражиться. Ты б хотел, чтобы я на курицу мокрую была похожа, чтобы легче было надо мной властвовать.
Адольф (орёт, теряя терпение). Я не хочу над тобой властвовать, я хочу спать! Я выключаю свет!
Он выключает свет и вновь ложится.
Элоди (привязываясь). Только и думаешь, как бы меня отодвинуть в тень, оскорбить и унизить, в то время как другие были бы счастливы представить свою жену в лучшем свете. Ты б хотел, чтобы я провела жизнь на кухне, а мои дети висели у меня на фартуке, чтобы я варила тебе и парила день и ночь, носки твои штопала, как жена твоего друга Пиано! Так вот нет же, дружок! Я не мадам Пиано! Я другого класса женщина! Так что распрощайся с хорошей доброй хозяйкой, которую ублажают тем, что говорят, как вкусно пахнет её стряпня, и задирают ей юбку вечерами, когда она вдруг умиляет. Я принадлежу к породе настоящих женщин, которых горячо любят и, как следует, обслуживают!
Адольф (мямлит, наминая подушку). Горячо любят и обслуживают. Горячо любят и обслуживают. Так что спи. Я всегда старался делать так, чтобы у тебя была Горничная, чтобы облегчить тебе жизнь, и я веду себя с тобой достойно, как любой другой нормальный мужчина после двенадцати лет супружеской жизни.
Элоди. А что ты скажешь, если у меня появится любовник, как у любой другой нормальной женщины после двенадцати лет супружеской жизни?
Адольф (уткнувшись головой в подушку, стараясь заснуть). Я не знаю.