Фойе второго этажа было переоборудовано в зал для свадеб и торжеств, курительная комната сдана под лавочку восточных благовоний, а в левой половине гардероба пристроился маникюрный кабинет.
Не забыв и о деле, новая метла ввела в репертуар скороспелый мюзикл, чем сразу удвоила посещаемость.
– Ну как вам, Костя? Она бы ещё кабаре открыла. И в буфете – игорный дом! – выходил из себя Тузин. – Постановку мою она зарубит. Какие уж тут «музы погоды»! Вопрос – что делать? Остаться в позорном подчинении?
Побурлив сколько-то дней, Тузин успокоился и с целью налаживания отношений решил зазвать новую власть в гости на шашлыки.
– А стерпите? – полюбопытствовал я.
– Куда ж деваться! – бодро отозвался Тузин. – А кому, Костя, на войне сладко?
Через несколько дней, когда установились холода и довольно намело снегу, Тузин и правда привёз Жанну Рамазановну в гости. С ней приехал весь балаган. До утра у них горел свет, гремел рояль. Я не мог уснуть, охваченный чувством вторжения.
Видно, и Коля почуял врага. Сильно за полночь мы столкнулись с ним на улице.
– Гудят, – сказал Коля и неопределённо качнул головой.
На наших глазах высокая женщина в манто вышла из тузинской калитки и, пошатываясь, зажгла сигарету. Раскашлялась, всхлипнула и неожиданно грохнулась в заснеженную кучу листвы.Скоро я узнал о плодах предпринятого Тузиным сближения. Жанна Рамазановна, хоть и усмехнулась его творческим проектам, но из плана пока не вычеркнула. В остальном же взялась за Николая Андреича по-хозяйски, навалив на него постановку детской сказки и актуальной истории о маркетологе и помощнице руководителя. Я думал, Тузин взбунтуется, но он проявил благоразумие и впрягся.
За отсутствием родственников и подруг Ирина жаловалась мне на сгинувшего в театре мужа. – Что это за жизнь, Костя! – говорила она. – Вот уже зима! Ладно, я смирилась, что топим дровами. Но хотя бы аккумулятор купил! Отрубят электричество – и останемся при свечах! Нет! Ни до чего нет дела! И окна надо подбить – в щели свищет! А вчера, представьте, наволочку взял. Он ведь там ночует! Я не знаю, что мне, развестись с ним?
– Семейный разлад! – подтвердил Тузин с улыбкой, когда я заговорил с ним об опасностях невнимания к близким. – Ничего, когда-нибудь мы и из разлада сделаем пьесу. Всё пойдёт в дело!
– Ну а с аккумулятор ом-то?
– Денег нет, Костя! – сказал он, смеясь. – Вам этого не понять. Просто нет денег!Тем временем на центральной площади городка, неподалёку от булочной, муниципальные власти установили ёлку. Монтажники собрали мохнатую пирамиду и затянули её паутиной белых лампочек. Ёлка подействовала на жителей города как стартовый залп. Наш «рождественский репертуар» стал разлетаться в момент, чему способствовала и погода. Снежная пыль, сыпавшая под фонарями, была явной родственницей мучной обсыпки на калачах, а укатанный снежок тропинок перемигивался с пирожной глазурью.
Маргоша купила сборник «Любимые мелодии Санта-Клауса» и пустила через колонки в зал. Звякнули колокольчики, джазок поплыл над корзинами с хлебом. В целом затея была неплоха, но рождественские сантименты по-американски казались мне неуместными в русской булочной.
Как-то, поздним вечером направляясь в Москву навестить родителей, я подумал, что вполне могу напрячь Петю – пусть составит мне сборник зимней музыки поприличней. Можно бы и Чайковского. Сказано – сделано! Толкаясь в пробке на «кольце», я позвонил ему.
– А, здорово!.. Чего хотел? – рассеянно спросил Петя.
Я сказал, что еду к родителям. Если он не против, можем пересечься, поболтать.
– Поболтать? – рассмеялся Петя, и голос его померк в дыму и бисере джаза. – Ну валяй, подъезжай – поболтаем! Тут ресторанчик на Кузнецком, – и назвал адрес. – У нас встреча однокурсников!
– Давай тогда в другой раз. Куда я попрусь! У вас там блестящая компания.
– Да ничего блестящего! – возразил Петя. – Приезжай, полюбуешься, что в тридцать лет представляет собой заурядный служитель муз. У нас одна, представь, на теплоходе рассекает по морям – туристам Моцарта шпарит. И знаешь, должен тебе признаться… – проговорил он с паузой, занятой щелчком зажигалки. – Это кайф – поглазеть на стадо лохов, к которому больше не принадлежишь.
Мне не слишком хотелось «глазеть на стадо», но в Петином голосе был кураж – сладостная воля к разбою. Я решил, что в целях обеспечения безопасности лучше съездить.