Объявления сработали: люди все прибывали. Вскоре закончились свободные места – никогда еще в этой комнате не собирались все сотрудники компании. Многие видели друг друга впервые и разглядывали чужаков с подозрением. Поднялся ропот: «Уступите место, у меня стаж работы больше, чем у вас!», «Зад у вас больше, а не стаж – сядьте на тумбочку!», «Я на весь отдел занимала! На весь отдел!», «В своем отделе визжать будете. Когда мы пришли, вас тут еще не было!» – и так далее. Чтобы пресечь народные волнения, Нина организовала доставку стульев из соседних кабинетов. В доставке принимали активное участие молодой человек, который вчера помог Владимиру разобраться с лифтом (он оказался курьером), старший сын директора Павел (он сам принес все стулья из своего кабинета в обмен на то, чтобы впредь при нем никто даже не обмолвился о грядущем спектакле) и печальный Горюнин, который больше путался под ногами, чем помогал. Под конец появился еще один работник – высокий худой человек с длинным носом, похожий на усталого Пьеро. Пьеро ловко расставил стулья, подмигнул двум-трем особо миловидным девушкам, усадил их поудобнее, сам в результате оказался без места, окинул взглядом помещение, сдвинул жалюзи в сторону и устроился на подоконнике.
Владимир внимательно рассматривал сотрудников «Мира элитной мебели». Честно говоря, он не ожидал, что их будет так много. На задних рядах шушукались «зрители» – эти уж точно пришли только для того, чтоб посмеяться над другими. Кто-то скучал, кто-то тыкал в кнопки телефона. Эдуард элегантно пил чай, горделиво расправив плечи. За столиком Марии Антуанетты, подавшись вперед, сидела шатенка в белой (должно быть, новой и самой лучшей) блузке и во все глаза смотрела на режиссера. Было и еще несколько пар внимательных глаз – видимо, нашлись люди, которым в самом деле хотелось принять участие в спектакле. Строгая Нина уже было собиралась закрыть дверь и присесть на свою скамеечку у входа, но тут в «экзаменационную комнату» влетел опоздавший: невысокий юноша, почти мальчик, в очках, с дредами и брекетами.
– Извините, – бросил он в пространство, – процесс нельзя было останавливать.
– Федя. Наш компьютерный гений, – представил его Петр Светозарович.
– Молодой человек, а вы с такой прической на какую роль претендуете? – весело спросил Владимир. – Чацкого? Молчалина? Или, может быть, Софьи?
В зале захихикали.
– Я просто посижу. Что, нельзя? – вскинулся компьютерный гений.
– А, благородная роль. Роль зрителя, – примирительно сказал режиссер. – Ради зрителей спектакли и существуют.
Федя хмуро огляделся и, не обнаружив свободных мест, сделал было шаг назад, но Нина поманила его пальцем, подвинулась и усадила на скамеечку рядом с собой. От такого соседства компьютерный гений слегка оттаял и улыбнулся во все брекеты.
Петр Светозарович поднял руку вверх и призвал коллектив к тишине.
– Мы тут с вами собрались, – сказал он, – сами знаете для чего. Ударим Грибоедовым по тим-билдингу и посрамим «Мебельный рай в Зюзино!» Вот режиссер с мировым именем. Зовите его Владимир Игоревич. Если узнаю, что кто-то сегодня не явился без справки из поликлиники, – лишу премиальных.
Публика трепетала. Пышные дамы из бухгалтерии обмахивали друг друга носовыми платками. Когда слово предоставили режиссеру, он объяснил, что ничего страшного не будет. Сейчас всем по очереди предложат прочитать несколько строк из бессмертной комедии «Горе от ума». И если кто-то боится, не верит в себя или пришел только потому, что опасается санкций со стороны начальства, он может прямо сейчас встать и уйти. Любительский театр – дело добровольное. Сотрудники огляделись. Печальный Горюнин поднялся с места, но, поймав строгий взгляд директора, тут же сел обратно. Других желающих дезертировать не было.
– Если все пришли сюда по доброй воле, – иронически выделив последние два слова, сказал Владимир, – тогда начинаем. Вот вы, пожалуйста, – он указал на Нину, – представьтесь, скажите пару слов о себе – а я пока найду, что вам читать.
Девушка довольно бойко вышла к столу «экзаменаторов», представилась, раскланялась – Владимир уже мысленно назначил ее на роль Софьи, – но когда дошло до главного, то оказалось, что читает Нина задорно, весело, как пионерка, не понимая ни слова. Ему даже стыдно за нее стало: как можно настолько не чувствовать текст? Но мебельной публике, похоже, понравилось: Нину наградили аплодисментами.
Владимир раскрыл блокнот и записал в нем: «Секретарша. Графиня-внучка (знак вопроса)».
Увидев, что режиссер делает пометки, прочие сотрудники решили, что Нина показала высокий класс, и постарались подладиться под ее манеру. Владимир почувствовал себя словно на отрядном смотре самодеятельности, но сохранял бесстрастное выражение лица. Если так пойдет дальше, то выбирать будет не из кого. Офисные работники безобразно кривлялись. Петр Светозарович улыбался, хлопал, подбадривал их, отпускал комплименты.
«Позвонить Стакану и изругать его, как собаку!» – в отчаянии написал в блокноте Владимир. Потом устыдился такого порыва и тщательно зачирикал написанное, потому что, ну изругает он старого друга, а что это изменит? Деньги нужны, и спектакль ставить все равно придется.
Все слилось в один сплошной оглушающий поток. Сотрудник выходил к столу, представлялся, что-нибудь говорил о себе. Например: «Я менеджер отдела реализации». Или: «Я увлекаюсь плаванием и автомобилями». Или: «Последний раз я была в театре в далеком детстве, но, как только узнала об этом прослушивании, сразу поняла – вот оно, то, чего мне так не хватало в жизни!»
Представившись, претендент читал предложенный отрывок. Либо неряшливо, нарочито небрежно, как бы давая понять: оставьте меня, я не умею играть, отпустите лучше на рабочее место. Либо чересчур старательно, фальшивя и переигрывая, чтобы показать – посмотрите, как я умею, ну возьмите, возьмите же меня! Первых Владимир отпускал на волю – к их огромной радости. Вторых просил остаться – опять-таки к их радости. Надежды на то, что в этой породе блеснет золотая жила, у него не осталось, так лучше, рассудил он, работать с теми, кому по крайней мере интересно. До Нового года почти три с половиной месяца: уж как-нибудь зазубрят они слова и движения, которые он для них придумает?
Но даже из тех, кто проявлял интерес, выбрать было особо некого. Разве что веселая пышная дама-бухгалтер могла бы создать интересный образ княгини Тугоуховской. «Веселая бухгалтерша – интересная княгиня», – записал Владимир.
Домучил свой чай и вышел к столу Эдуард. Представился. Вплетая в рассказ английские фразы, витиевато рассказал о театральном курсе, который ему довелось прослушать в Лондоне. Прочитал монолог Чацкого «И точно, начал свет глупеть». В этом было слишком много позерства, и все же на фоне прочих он смотрелся вполне выигрышно: хорошо поставленный голос, четкая артикуляция, не зажат. Может, в самом деле – пусть играет Чацкого? «Чацкий – очень возможно Эдуард», – отметил Владимир.
– Хорошо, очень хорошо. Следующий, – сказал он.
– Можно я прочитаю и уйду? – воздвигся Компетентный Борис. И, не дожидаясь приглашения, двинулся к столу. – Я, в целом, все понял. У меня там работа стоит. Меня вам вчера представили. Хотите что-то еще узнать? Спрашивайте. Если нет – скажите, где читать, и я вернусь к делам.
И звякнул несуществующими шпорами.
– Вот, – непроизвольно вытянувшись по стойке «смирно», протянул ему листок Владимир, – явление пятое. Вы – за Скалозуба, я – за Фамусова и Чацкого.
Компетентный Борис взял в руки распечатку, приосанился. Подкрутил воображаемые усы. И, дождавшись своей очереди, густым басом вывел:
Затихли шорохи в задних рядах. Когда же, совсем разойдясь, Борис Станиславович, стукнув кулаком по столу, объявил: