Если у нас медицина становится платной (а частично она в обязательном порядке должна быть платной), то врачи должны понимать, что, если я плачу деньги, со мной нужно разговаривать уважительно, а не бежать домой, потому что кончился рабочий день и прием. Врач должен понимать, что его коллега на Западе «пашет» 24 часа в сутки.
Я очень осторожно отношусь к идее создания у нас офисов врачей общей практики. Все здесь зависит от честности врача, от его профессиональных способностей, от его таланта, от отсутствия алчности. Надо учитывать то, что абсолютно порядочных людей, к сожалению, меньшинство. При желании непорядочный врач «обдерет» больного в любом случае. В обычной поликлинике врач находится «под колпаком» у главного врача, у начмеда, у старшей сестры. В офисе он сидит один, здесь его труднее контролировать. Но в то же время нужен семейный врач. Такими врачами практически были и остаются участковые терапевты. Люди, отработавшие на одном участке более пяти лет, обычно оставались на них пожизненно. Они знали не только как зовут каждого человека на участке, но и как зовут их домашних животных.
Все нужно, и страховая медицина, и семейные врачи, но мы все равно будем возвращаться к основанию человеческих отношений, к социально-экономическим вопросам и человеческой порядочности медицинского работника.
Когда я работал врачом, все было проще. Зарплата, впрочем, тоже была мизерная. Мы «не производили материальные ценности» — по советской формулировке. Для того чтобы узаконить рабское положение, как их сегодня называют, «бюджетников», была придумана эта красивая формулировка, что мы, врачи, вместе с учителями, работниками райсобесов и другими не производим материальных ценностей. Рабочий — вот он голова всему, он производит. А мы — нет.
Правда, если мы перестанем лечить и учить, то материальные ценности просто некому будет делать.
И этот чудовищный обман, прикрытый непонятной фразой, работает до сих пор.
Но все-таки тогда, работая на «скорой» через сутки, я мог заработать двести рублей. Тогда это были деньги. Я колотил на две ставки и в перерывах между этим еще и халтурил — делал курсные уколы. Благо, было кому: больные любили, доверяли, давали пятерочки. Мы могли совмещать, подменять… КЗОТ, в общем-то, закрывал глаза на эти «нарушения трудовой дисциплины», смотрел сквозь пальцы.
Если я во многих бедах виню гены, а не коммунистов, то в одном вопросе все-таки коммунисты впереди генов. Это они приучили народ думать, что медицина обязана лечить рабочий класс. Поэтому рабочий люд и имел обыкновение нажраться и требовать, чтобы эта хамская, с его точки зрения, интеллигентская прослойка обращала на него, напившегося, особое внимание. Все это идет от сознания исключительности и безнаказанности рабочего класса в советское время.
Раньше, еще до того как я начал работать врачом, в этом смысле было все-таки немножко получше.
Я помню, когда во двор к кому-нибудь приезжала «скорая помощь», то все знали — к кому и почему.
Тогда к «скорой» относились еще с уважением, а потом — потом нас просто стали гонять, как такси. Смешных эпизодов была масса. Приезжаешь по вызову в четыре утра — самая жуткая по самочувствию пора — к бабушке какой-нибудь, а та: «Доктор, мне делать завтра в поликлинике УВЧ на ногу?» За советом пригласила! Или еще вызов: «Доктор, клопы совсем заели, помогите справиться!» Да вам любой врач «скорой помощи» такое вспомнит!
А «скорая» должна была выезжать в общественные места на заболевания и травмы, домой же — только на травмы или случае каких-то терминальных состоянии. На все остальное существует участковый врач и неотложная помощь. Кончалось же все тем, что «скорая» ездила чуть ли не на насморки — на все что угодно. Сейчас понемногу все возвращается на круги своя, но это тоже палка о двух концах. Теперь люди ждут «неотложку», и только она, в свою очередь, может вызвать «скорую».
Я не хочу обвинять всех в несознательности: ведь обыкновенному человеку порой трудно разобраться — нужна ли ему «скорая помощь», или ему просто нужно похмелиться, принять сто граммов. Но вообще-то в школах хорошо бы проводить определенные занятия — уроки совести. Чтобы люди с детства знали, когда надо вызывать «скорую помощь», зачем и сколько это стоит. Дело даже не в последнем — просто нужно понимать, что если десять машин «скорой помощи» заняты лечением десяти головных болей, то к четырем людям, попавшим в аварию, «скорые» не приедут, потому что они на вызовах у молодых людей, которые вчера изволили перебрать, а сегодня им плохо. Да, им плохо, но на улицах ждут люди, попавшие под колеса…