подвальной двери с жутким воем тормозил милицейский «ГАЗик». Из него на
цементные плиты двора выскакивал молодой слегка одутловатый районный
участковый Макарыч. И. угрожающе размахивая табельным пистолетом, по-
свойски приводил распоясавшуюся слесарню к порядку.
– Что, синюшники, давно в «хате» не были? – кричал участковый, грузя
нестойких к плодово-ягодным суррогатам пролетариев в тесный ментовский
«воронок»…
– Ксиву составляй, начальник, у нас еще три пузыря «Агдама» на столе
осталось, – требовали хозяева незаконно изымаемых бутылок.
– Я вам щас сделаю ксиву! – шипел уполномоченный и снимал с «Макарова»
предохранитель. Слесаря тревожно замолкали.
– Товарищ сержант, – отдавал участковый команду помощнику, – собирайте
вещдоки.
– Есть, – отвечал сержант, и сбрасывал остатки спиртных возлияний во
внушительных размеров сумку. Машина трогалась. Котельная погружалась во
мрак и тишину.
Вечерело, и из сантехнического сооружения котельная превращалась в шумную
обитель местной рок-элиты. В эти вечерние часы вентиля, заслонки, и
манометры котельной дома 56 слушали уже не слесарскую брань, а музыку
Пола МакКартни. Почему МакКартни? Да потому, что в то время как верхний
мир существовал общностью выбора, нижний предпочитал делать этот выбор
сам. Так, одна котельная слушала «Цеппелинов», другая «сдирала»
импровизации с Джимми Хендрикса, третья балдела под роллинговский
«Satisfaction». Котельная дома номер 56 тоже имела свой маленький бзик, здесь
рвали сердца яростные поклонники Пола МакКартни. О чем и
свидетельствовал висевший в красном углу котельной, нарисованный
(художником Михеем) портрет Пола МакКартни с приклеенным к нему кредо
подвальщиков. – «Коль не знаешь «Yesterday» не суйся в двери к нам злодей».
Но, несмотря на такое предостерегающее заявление, злодей являлся. И
вновь как в утренние часы его олицетворял собой оперуполномоченный
Макарыч.
– Что, битлаки, давно в хате не были, – истошно орал участковый, грузя
меломанов в тесный ментовский «ГАЗик».
– Составляй протокол, начальник, у нас еще три пузыря «Кызыл – Шербета»
осталось, – гудел «воронок».
– Я вам щас сделаю протокол, – шипел на заявление Макарыч и тянулся к
кобуре. Неодобрительный гул стихал.
– Товарищ сержант, собирайте вещдоки, – отдавал приказание Макарыч, и снова
как и утром во вместительную сумку летели остатки дармовой
«бормотухи». Машина трогалась. До утра в котельной оставались только стол,
стулья, ключ на 48 и изорванный в клочья портрет Пола МакКартни (вот тебе,
Пол, и «Baсk in USSR»).
А слесарно-хипповые вещдоки доблестные рыцари общественного порядка
«уничтожали» в павильоне «Мутный глаз». Обычно между третьим и пятым
стаканом «Кызыл-агдамовского» коктейля старший лейтенант Макарыч
начинал безбожно икать, чихать, сморкаться и угрожающе тянуться к
табельному пистолету «Макаров».
– Грузи, – командовал сержант и верные по нелегкому ремеслу соратники
заталкивали старлея в «воронок».
Как правило, за этим лихими набегами шли собрания общественности и
правоохранительных органов. Доска объявлений местного ЖЭКА пестрела
указами, а стенд районного опорного пункта милиции – постановлениями.
«Укрепить!» – гласил указ. «Расширить!» – требовал стенд.
– Заменить замки и завалы, – вторила стендам и доскам замученная кражами
солений из подвальных боксов общественность.
Но проходило время. Постановления понемногу забывались. Общественное
мнение успокаивалось. МакКартневцами вызывался известный в округе
«специалист по завалам» со звучной фамилией Жора Моцный. И снова дым
болгарских сигарет «Солнышко» и вперемежку с винно-водочными парами
стелился в «lonely hearts club band» Пролетарского района.
Как-то в один из зимних вечеров, когда никто не ожидал набега
антимузыкальных «опричников», оцинкованную дверь сотряс удар кованого
сапога. Щеколда треснула, и на пороге возник бравый участковый старший
лейтенант Макарыч. Странно, но в тот вечер он был один. То ли вверенный ему
боевой отряд дружинников был брошен на другой фронт идеологической
битвы, то ли Макарыч решил сам, в одиночку покончить с музыкальным
«МакКартнизмом»? Только начал он, как обычно, с крика:
– Ну что, битлаки, мать вашу в душу. Опять засели! Ах, вы пейсатики
мохнорылые! Курвы империалистические. Всех пересажу. Я вас, б. дей, научу
Родину любить!
Монолог разошедшегося старлея перебил 18– летний «балбес» Стас (выпертый
накануне за протаскивание вредных мыслишек в студенческую среду