— Помнишь, один развернулся и на нас? — вставляет Плиса.
— Помню, — подтверждает Вовуня. — Мы аж присели от неожиданности. А он прямо над головой и — в куски. Хорошо, никого осколками не посекло.
— Надо было лечь, — вставляет кто-то опять женским голосом.
— Глупая затея — у лежачего площадь поражения больше, говорят же тебе — над головой пошел, — поясняет Плиса. — На военку-то ходить надо.
— А нам не нужно.
— «Не нужно нам», — передразнивает Сергей. — В том-то и дело — у вас выходной, поэтому вы и тупые такие!
— Сами вы тупые, живодеры! — доносится прежний «монголоидный» голос.
Опять смех. Теперь уже женский.
— А тебя мы теперь будем называть «Ню»! — вдруг говорит Вовуня.
— Почему «Ню»? — не поняв его подвоха, спрашивает голос.
— Потому что ты пьешь много водки. Значит, ты «Ню»! Поняла, Ню?
Снова смех. Но уже мужской.
— А это уже хамство! — пытается защитить подругу подруга.
— А ты, вот лично ты отныне будешь «Гном», — тут же парирует Вова. — Ясно, Гном?
— Да пошёл ты!
— Всё! Ты — «Гном»! Теперь ты точно «Гном»! А? Гном.
Возмущенья и смех.
Так могло бы продолжаться бесконечно. Но к ним в залу зашел Санька Малых (говорят, когда он входил, то вытирал свои мокрые губы):
— Гном, ты на хера всю ванну заблевала?!
Все девушки соскочили и помчались смотреть, что там Санька с ванной сделал.
Саня включил «Бахаму».
— Давайте освежимся, что ли? — спросил Александр, рассмешив оставшихся.
Освежились. Заели котлетой.
— А «Ню» — это у нас кто? — осведомился Саша, потому что, ополаскиваясь холодной водой, он не понял, кто теперь у нас «Ню».
— «Ню» — это Ню! — отрезал Плиса. — Саня, ты лучше спой нам чего-нибудь.
Новый Год встретили на уровне. Хорошо, что мать Сизых не поднялась!
Секс. Севен
Может, кто-нибудь помнит эту песню:
Короче, если Вы долго дружили, относились друг к другу нежно и бережно, любили по-настоящему с самого раннего детства, пылинки сдували, заботились и ждали встречи, не представляя, как это не видеться несколько часов, точно знали, что только смерть может вас разлучить, пусть не Манттеки вы и Капулетти, то природа, инстинкты и переходный возраст всё равно свое возьмут!
У каждого это по-разному, но суть одна: первые минуты застенчиво, потом дикая страсть с непременным:
— Ты меня любишь?
— Да.
Жаркие поцелуи:
— Теперь же мы всегда будем вместе?
— Да!
…………………………….
— Тебе хорошо?
— Да.
…. ….. …… …… ….. ……
— Давай ещё раз?
— Да.
И снова улет к небесам.
К вечеру возвышенное превращается в тревогу — скоро родичи придут, увидят простыни — сразу врубятся! Срочно стирать, сушить на батарее. Гладить — ещё сырые. Наспех стелить. Вроде, всё.
«Пошли в кино?» В коридоре, целуясь:
— Ты, правда, меня любишь?
— Правда! Очень!
— Не врешь?
— Я тебя никому не отдам!
— Я тоже тебя люблю.
После фильма в подъезде ни с того ни с сего:
— Что мне теперь делать?
— То есть?
— Я же теперь уже никогда не буду такой, как была!
Слезы.
— Ты чего? Всё нормально — не надо.
— Я же теперь уже всё!
— Перестань. Что случилось?
— Я же теперь никогда не стану такой, какой была!
— Перестань, говорю. Мы же вместе. Вместе — навсегда! Понимаешь?
— Кому я теперь нужна?
— Мне!
— Ты, правда, меня любишь?
— Конечно!
— Я же теперь такая.
— Какая «такая»? Чего тебя понесло?
— Как я теперь родителям в глаза посмотрю?
— Завязывай, Оль! Не смотри ты им в глаза.
И всё такое. Нервы, понимаешь!
И, покурив, со слезами на глазах, она убегает домой, забыв зажевать.
А лично ты идешь домой, ощущая космос, слушая новые звуки, прощая всех и улыбаясь каждому, как дурак! «Жабы! Вы ещё жизни не видели!» — обращаешься ты к каким-то невидимым жабам. И, остановившись, снова смачно закуриваешь! «Да, теперь мне всё известно! Я — мужик!»