— Давай сначала машину на автобазу угоним, а потом к нам — отметим знакомство.
— Давай.
Мы поехали.
— Ты умеешь на машине ездить? — спрашивает Олег.
Я говорю:
— Однажды дали руль — лавочка и рябина восстановлению не подлежат.
— А машина? — интересуется он.
— Машина — нормально, — отвечаю.
— Вот и ништяк. Садись за руль, — останавливается у обочины.
Ладно, если он подмазаться к «шурину» хочет — черт с ним, сяду. Но потом не обижайся!
Ничего. Потихоньку, управляя многотонным монстром под его, как говорится, чутким руководством, я протянул несколько километров, всего лишь раздавив ведро с ранетками у бабушки, которая стояла слишком близко к проезжей части. Потом поменялись местами. И он сам загнал «телегу» с государственным номерным знаком «19–45 Ир…»? в гараж автобазы «1945».
Водки мы тогда с ним выжрали! Я на адреналине от вождения, он — просто так. На работу утром его Танька не пустила. Зря! Банкет продолжился, начиная с опохмелки. Хороший чувак!
Ещё есть сестра. Зовут её Лена. Она тети Оли дочь. У них я тоже бывал в те грустные годы частенько. Кормили, иногда ночевал. Ленка со мною вела литературные диспуты, потому что сама поэтесса. А с её папкой, моим дядькой Сеней мы иногда пропускали по рюмочке. Он говорил мне:
— Живи ты у нас!
— Спасибо, дядя Сеня, от вас далеко в школу ездить.
Ну, вот, вроде, всех не забыл.
Поступая в медицинский институт, на последнем экзамене по написанию сочинения на «вольную» тему «Подвиг советских врачей в современной советской литературе», я придумал две книги: «автор» первой был Александр Батыров (который в то время отбывал срок в Тайшете на двадцать первой), «автор» второй — Олег Полунин.
Погнали дальше.
Литературная газета
«Литературная газета», на мой взгляд — одно из самых прогрессивных изданий того времени, и не потому, что я тут сижу и пишу, а потому, что это факт «Литературка» частенько публиковала статьи, которые в других изданиях не встретишь. Её выписывали в тетигалиной семье, поэтому я к ней «пристрастился». Помню, газета писала о творчестве Сальвадора Дали и вообще о нём самом, чего и близко не было в других газетах. Статейка, правда, была пакостная, говорила, что он козёл и буржуазный выродок. Что он пнул какого-то инвалида в коляске прямо на оживленную проезжую часть и наблюдал, как тот гибнет, чтобы потом рисовать свои «больные» произведения. Напечатали его портрет с «фирменными» его усами и несколько репродукций картин. Репродукции были черно-белыми, но всё-таки можно было кое-что разглядеть и понять, о чём они. Названия, типа «Сон, возбужденный полётом пчелы к цветку граната за секунду до пробуждения», особенно нам понравились. Разумеется, мы стали подражать творчеству Дали, называя сюрреализм по-своему: «Нереальное в реальной обстановке». И наши тетради наполнились рисунками в стиле «Сюр». Далее оказалось, что можно и в поэзии использовать этот опыт. К тому же, Дария Ефимовна сказала: «Тренируйся, пиши, что видишь», — а Высоцкий с экрана телевизора объяснил, что вся его блатная лирика — это лучшая тренировка находить нужные рифмы, острые обороты и неожиданные решения. Мы этим и занялись, выискивая неожиданные обороты и острые рифмы.
Типичный пример наших изысканий в данном направлении — это наброски в тетради по физике (видимо, теперь уже в десятом классе, раз там присутствует «Галчонок»). «Поэма», с позволения сказать, так и называется: «Сюрреализм в поэзии». И вот что в ней творилось (перепечатываю, не исправляя):