В Армии Игорь Сулимов, прошедший Дисбат, в темноте кинозала, под «Человека-амфибию» часто мечтал: «Дембельнусь, найду себе девушку скромную-скромную и буду до смерти её часто любить!» Тоже — фантазии.
Да, уж! Сидельцы, узники и каторжане, много чего Вы наворотили в этой жизни!
А вот Высоцкий проскочил! Его величество Кино дало ему возможность прохрипеться. И старый, без крышки «Маяк-202» в купе с кассетной «Весной» помогли. Хотя, кто знает, чего бы он написал, если бы… Но об этом уже никто не узнает. Высоцкий и без того молодец!»
Архип закурил. Он нашел пример для ответа тому мужику, что сидел за столиком напротив. Вряд ли тот скажет что-то против Высоцкого.
Горький дым сигареты мгновенно разнес по побережью ветер. Косули, почуяв его, мгновенно подняли головы и навострили уши — здесь, наверняка, где-то бродят косули!
Проковыляло мимо в сланцах «секюрити». Архип, от нечего делать в хорошем расположении духа от мысли о Высоцком, окликнул его. Тот остановился, пытаясь понять, откуда раздался звук.
— Ку-ку, — тонко сострил Архип.
Охранник насторожился, потом — въехал, потом — узнал.
— А, ты снова не спишь.
Охранник лет на пятнадцать был старше Архипа. Имел орден «За службу отчизне». Вышел на пенсию — пенсии мало. Подрабатывал здесь. Утрами собирал за туристами мусор и помогал разгружать, когда надо, продукты. Когда стельную кобылу укусила змея, он делал ей прививки. Он всё умел и много знал. Он раньше Зоны охранял. Ночами ему не спалось.
— Садись, покурим, — предложил Архип.
Охранник сел рядом, прямо на бурую землю, подогнув под себя полу бушлата. Босые ноги белели в утренней мгле.
— Ноги не мерзнут? — Архип протянул сигарету.
— Привык, — тот подкурил.
— Как служба?
— Нормально. Отдых — не служба.
— Это точно. Правдивый ты человек.
— Эт точно.
Помолчали, глядя на тлеющие окурки. Потом охранник спросил:
— А ты что не спишь? Выспался?
— Совесть мучает меня последнее время, — зачем-то соврал Архип.
— Чего так?
— Грешен я, батя! Одно дело не сделал, теперь маюсь. Совесть мучает. Вот послушай историю мою, геноссе!
И Архипа понесло:
— Однажды, холодным февральским утром, в одна тысяча девятьсот восемьдесят пятом году меня отправили от Восточно-Сибирской студии кинохроники в качестве ассистента кинооператора на съемки документального фильма о Зоне Затопления ГЭС на границе Иркутской области и Красноярского края в сёла Кеуль и Едорма.
— Какую Зону? — переспросил «Кьюрити».
— Зона затопления Богучанской ГЭС.
— О, я там служил! — оживился дядя.
— Я знаю, — сказал Архип. — Можно продолжу?
— Да-да, извини.
— Ну, вот. Поехали мы впятером. Я, само собой, мой кинооператор из Иркутской студи телевидения (своих не было — куда-то разъехались на съемки, пришлось приглашать со стороны) по фамилии Скакун. Такой толстый, остроумный дядька, который тоже везде побывал и все на свете на пленку заснял. И трое ребят из краеведческого музея. Помню, был Саня Падалко, еще какой-то чувак с усами, и их главный — такой деловой, закончил Ленинградский институт чего-то там с музеями связано, поэтому начальник и деловой. Правда, в сравнении с другими двумя, шарил он, но сильно был деловой, некуда деваться!
Приехали мы в эти села. Кеуль — центральная усадьба, там мы получили какие-то бумаги и машину, чтобы нас подвезли до Едормы. Нас подвезли по зимней таежной дороге. Красотище, я тебе скажу, но сейчас не об этом.
Привозят в Едорму. Такая маленькая деревушка, зачуханная вся, но полная старинных икон, которые уже за бесценок приезжают и скупают какие-то деляги у местных старух и пацанов, которым в Армию идти, поэтому они продают бабушкины реликвии, даже если те не разрешают.
— Точно, точно, — охранник мотал головой.
— Дальше слушай. Рядом с деревней течет ручеек. Мостик из доски через него. Здесь, предположим, пять часов, мостик перешёл — шесть. Почему?