— Вадик говорил, что ты книги пишешь, — Юрий повернулся к Архипу.
— Слушай его больше — музыканта.
— Понятно, — улыбнулся Юрий.
Архип слегка выпрямился, глотнул пивка, затянулся:
— Пишу маленько.
— Писатель, значит.
— Громко сказано. Повествователь, скорее.
— И о чем повествуешь?
— Да так — ни о чем, ерунду всякую, что в голову придет. Фиксирую на бумаге, потом друзьям даю, чтобы в туалете им было чем заняться. Не слушай его.
— Ясно. Он так и говорил…
— Про туалет?
— Нет, — Юрий опять улыбнулся. — Про то, что ты будешь отбрехиваться от писателя.
— Да, какой я…? А, впрочем, спасибо — приятно слышать, — Архип улыбнулся в ответ. — Мы вчера с тобой одну тему затронули, я сегодня аж в пять встал, чтобы её обмозговать.
— Ну и как?
— Нормально. Думаю, ты прав. Точное замечание — для мысли много места в любой обстановке. Ты — прав! Но на воле — лучше!
— Ещё бы! Знаешь, сколько я нагонял? Как две жизни прожил. Лучше тебе и не знать.
— Много было времени?
— Достаточно, — и Юрий задумался, вспоминая что-то.
Архип понимал, что не корректно задавать такие вопросы, раз человек не хочет на них отвечать. И он перестал задавать. Снова откинулся на спинку лавочки-бревна и принялся за пиво. Но надо же было о чём-то говорить — не сидеть же и молчать? Человек сам подошел, пивом угостил…
— Ты сам-то был там? — неожиданно спросил Юрий.
Архип понял, что значит «там».
— Нет. С чего ты взял? В том смысле, о чём ты спрашиваешь — нет. Но так — бывал. А с чего ты взял, что я должен был там быть?
— Так, показалось.
— Нет, не был.
— Я серьезно.
Архип затянулся. Как сказать человеку, если он серьезно? Хорошо, поговорим.
— Серьезно. Родственники и друзья у меня долго были в той системе. Приходилось часто бывать. Понимаешь?
— Да, понимаю. Эта система ни только с той стороны забора. Если уж прихватит — так всех сразу. И с этой стороны, и всю семью, и друзей и родных. Моя, вон тоже, сколько ждала, приезжала, плакала, — и он кивнул в сторону веранды, где о чем-то щебетали, покуривая, женщины. — Дождалась.
— Повезло.
— Не говори. Она у меня классная!
Архип допил банку.
— Сейчас, я ещё принесу, — сказал он. — У меня в холодильнике есть. Холодненькое! Будешь?
— Давай.
Архип сходил за пивом.
Открыли ещё по одной. Ещё закурили.
— Встреча с интересными людьми у костра, как говорится, — заметил Архип.
— Не говори.
— Вы-то так, с семьей, чисто, отдохнуть приехали? — чтобы поддержать беседу, нужно спрашивать о чем-то.
— Да. Надоело в городе. На природе душа отдыхает. — Юрий искренне наслаждался отдыхом. — Отпуск.
— Понятно.
— На рыбалку-то ходил?
— Нет. Я так приехал — побездельничать. С подружкой бродим по берегу, камушки кидаем.
— Ясно. А я сегодня утром сходил. На щуку.
— Ну, и как?
— Да нет ни хрена, не ловится.
— Крокодил не ловится, не растет кокос?
— Не говори.
— Туда, в конец Мухора надо ехать — там рыбалка хорошая, — Архип махнул в сторону Мухорского залива, который остался под тем первым перевалом, с которого они с Юлькой вчера увидели луч прожектора. — Был там?
— Был. Мы там рыбачили. Да, там хорошо хватает. Но раньше лучше было — баз кругом понастроили, народу, как на Карла Маркса.
— Не говори, — и к Архипу приклеилось это выражение.
— Я же тоже так — в охоточку. Блесну покидать, пивка попить на бережку, побродить по камушкам. Так-то я не рыбак. А чем ещё заняться? Кидай себе, да кидай. Красота. Воздух изумительный. Хорошо на природе…
— Да, на природе хорошо.
— Век бы сидел — ни хрена не делал, — вздохнул Юрий. — Но делать надо… Делать что-то надо… Достало это дело… Делаешь, делаешь, а толку…
Юра выпил пивка, явно чем-то раздрожаясь. Видимо, вспомнил что-то.
Архип посмотрел на него и спросил:
— Что за мрачные мысли?
— Да так — накатило. Как обычно, когда делать нехер. Всё думаю, что после нас останется. Как на Байкал приедешь — всё время эта лажа в голову лезет! У тебя такое бывает?
Юрка двумя глотками быстро допил и кинул пустую банку в костровище.
У Архипа точно не было никакого желание слушать сейчас чужие рассказы про неустроенность жизни, и он решил опередить собеседника, чтобы тот не начал ныть, мгновенно придумав, о чём рассказать.
— Знаешь, — сказал он, — один мой знакомый, человек состоятельный и не глупый, одно время был зациклен на подобной идее: «что останется после меня?» Он из кожи лез вон, чтобы хоть какую-то память оставить потомкам о своем пребывании на этой земле: пытался занять какие-то места, попасть в журналы, светился на телевидении, выдвигал свою кандидатуру и делал разнообразно-многочисленную подобную чушь, в том числе детей от разных женщин, чтобы помнили. Однажды он меня так достал, что пришлось с ним поговорить открыто, хотя и не трезво.