В самом деле, за громадами боковых зеркал и полумраком слабого освещения, сразу в глаза не бросалась небольшая полочка в изголовье ванны, уставленная двумя десятками всевозможных флаконов и тюбиков, и оснащенная еще одним старинным зеркалом, по возрасту на столетия превосходящим боковых собратьев.
— А мы пойдемте, Миша, не надо смущать барышню, — проговорил довольный произведенным эффектом Исаак, выпихивая Мишеля обратно — в коридорчик и дальше, в пошивочно-примерочный зал.
Предложив Мишелю высокий и неудобный примерочный табурет, а сам усевшись поудобнее за небольшой, персональный столик закройщика, Исаак поинтересовался:
— Миша, неужели есть такое важное дело, которое вас привело ко мне так рано? и эту барышню тоже? Кстати, очень и очень приличная девушка, совсем даже Городом не испорченная, можешь мне немножко поверить…
— Почему ж рано? народ уже на заводах и в конторах спину гнет, — отозвался Мишель. — А дело у меня и в самом деле имеется не простое. Жизнь так сложилось, что должен я уехать из Города, а весь мой гардеробчик пришел в совершенную негодность, ну, знаешь, Исаак, как это бывает у холостяков?
— Ой, только не рассказывайте мне из своей холостяцкой жизни, Миша, — дал нужную реплику Исаак, — если бы вас видел с иголкой в руках мой папа, он бы сразу сказал, что вы прирожденный портной и ваша мама наверняка была еврейкой…
— Но гардеробчик мой все равно пропал… — рассмеялся сомнительному комплименту Мишель. — Но — мало мне своих приключений, но теперь надо уехать вместе с милой девушкой, которая сейчас принимает ванну, спасибо тебе Исаак, а у нее приличного гардеробчика не было совсем никогда…
— Миша, если вы скажете сейчас, что вы уезжаете завтра утром, то вы меня убьете!!! — Исаак картинно закатил глаза и развел руками, любил старик иной раз полицедействовать. — У меня куча всяких и разных заказов, я с удовольствием их отодвину ради вас, но просто бросить все — не смогу… там же и дочка мэра нашего толстозадого, и жена генерала Пфальца, а она такая истеричка, что боже ж ты мой…
— Исаак, у меня есть деньги, — с твердой доброжелательной улыбкой поглядел на портного Мишель, — у меня есть наличные деньги и гораздо больше, чем нужно, что бы оплатить одежду, срочность пошива и истерику генеральши…
— Ну, вот, Миша, вы сразу про деньги, хотя с этого и надо было начинать, — удовлетворенно потер руки Исаак. — Так что бы вы хотели конкретно? Для себя и для барышни…
…А Саша блаженствовала. Давненько, да что там давненько, никогда она еще не оказывалась в такой ванне, напоминающей больше о роскоши средневековых магнатов, чем о маленьком еврейском ателье в старинной части Города. Даже просто полежать сначала в горячей, а потом и в теплой воде после бурных приключений прошедшего вечера и ночи было уже счастьем. А тут еще и шампуни, и крем-мыло, и пенка и даже ароматические и целебные соли. Вот только одна беда приключилась к концу этой освежающей тело и душу процедуры. Кроме больших махровых и вкусно пахнущих полотенец в ванной не нашлось ни единой тряпочки. И пришлось Саше, сунув в карманчик грязные трусики, и закрутив вокруг кисти руки провонявшую потом водолазку, опять одевать слегка почищенные после заброшенного цеха мини-юбочку и короткую жилетку на голое тело. Впрочем, такая эротика привела в восхищение и старого Исаака, и Мишеля, вдруг увидевшего в подруге не просто свою самку, девчонку, подобранную в ресторане, а красивую, желанную и — ох, черт, неужели — любимую подругу.
С трудом переждав, пока Саша кинула Мишелю грязную водолазку, мгновенно исчезнувшую в заплечном рюкзачке, и коротко поцеловала его в губы, Исаак молодящимся козликом скакнул в дальний угол, сбросил с какого-то манекена покрывало и, аккуратненько стянув с деревянного торса спрятанное под этим покрывалом платье, поволок его Александре.
— Барышня, — засуетился портной вокруг, — вам должно это очень подойти… нет, я понимаю, что шилось не на вас, но огрехи я исправлю за пятнадцать минут, а заказывала дочка нашего толстозадого мэра, а потом ей показалось, что платье не по фигуре… какой фигуре, если там полный черный квадрат того самого Малевича, которого папа Северьян совершенно не нужно зачем-то назвал Казимиром…
Молниеносно подобранное в нужных местах булавками, платье поражало — невесомый шелк подчеркивал молодость, изящество и нечеловеческую силу сашиной фигурки, нежный сиренево-синеватый цвет оттенял ее великолепные серые глаза и густые, платиновые, чуть подсохшие волосы. И Александра почувствовала, как изменилось отношение к ней и Мишеля, и старого портного. Золушка преображалась в принцессу, как в сказке. Впрочем, до принцессы Саше еще было очень далеко, сейчас же, в тонком платье на голое тело, в побитых ночными гонками, но, слава богам, все еще крепких добротных туфельках на шпильке, взлохмаченная, она напоминала… Мишель поймал себя на мысли, что не может понять для самого себя, кого же ему напоминает Александра, у нее даже запах начал меняться…