— Сколько лет? — спросила кадровичка.
— Сорок, — ответил я.
— Когда можете выйти на работу?
— Завтра.
— Хорошо. Завтра в девять без опозданий.
— А куда конкретно подходить?
— Платформу, с которой экспресс «Спутник» отправляется, знаете?
— Знаю.
— Там в самом конце скамейка, на ней ждите. Это было самое быстрое успешное собеседование в моей жизни.
На скамейке сидел совсем уж какой-то архетипичный дед. Длинная, спутанная, совершенно седая борода, пожелтевшая на подбородке от никотина. Черный вязаный свитер с горлом, поверх — серый жилет с многочисленными карманами, армейские штаны галифе образца середины прошлого века, старательно начищенные хромовые сапоги. Меня поразили его ручищи. Я сам человек не маленький, и ладонь у меня крепкая, но когда я пожал ему руку, моя ладонь просто исчезла в его рукопожатии. Если он сожмет кулак, получится натуральная боевая палица с заскорузлыми мозолями и бугристыми шрамами вместо шипов.
— Аркадий Вениаминович, — представился дед.
— Виктор.
— Что делать, объяснили?
— Нет еще, — ответил я.
— Будешь убивать птиц.
— Кого?
— Птиц, — сказал Аркадий, ловко притоптал корявыми пальцами гильзу беломора и закурил. — Точнее, ты будешь теперь убивать птиц вместо меня. Мое дело объяснить тебе, что к чему, ну и понять, годишься ли ты для этой войны.
— Войны? — я с трудом сдержал смешок, но Аркадий так посмотрел на меня, что я понял: он не шутит.
— Ну ты же не собираешься убивать их просто так. Так ты долго не протянешь, если ты нормальный, конечно. Должен же быть какой-то мотив. Без мотива убивают только совсем ненормальные и дети. Гасил в детстве муравьев, кузнечиков, жуков?
— Гасил.
— А мотив какой был?
— Никакого.
— Вот. А птицы совсем другое дело. Вообще не кузнечики. Так что добро пожаловать на войну.
Я от таких слов чуть не вытянулся по струнке и уже хотел козырнуть.
— Война так война, главное, чтобы деньги платили.
— Дурак ты, Витя.
Вениаминович швырнул докуренную папиросу на шпалы.
— А зачем убивать птиц? — спросил я.
— Тебе когда-нибудь в еду срали? — спросил Аркадий Вениаминович.
Мы просидели на скамейке целый час, пока Аркадий рассказывал, в чем суть моей новой работы. На платформу заходили пригородные электрички. Им навстречу уходили поезда дальнего следования. Солнце по-июльски разогревало октябрь. Люди спешили на работу, и вся эта картина мне казалась совершенно нереальной. В воздухе пахло дальней дорогой — странный запах московских вокзалов, перемешанный с вонью жирных беляшей, табачного дыма и невыносимого утреннего купажа из ароматов толпы: дезодоранты, духи, шампуни, гели после бритья.
Птицы для Курского вокзала стали реальной проблемой. И если на привокзальной площади решение нашлось изящное и простое — над входом в метро «Курская» Арбатско-Покровской линии повесили колонки, из которых каждые пятнадцать минут раздавалась запись криков хищных птиц: орланов, беркутов, сов, распугивающая голубей и воробьев, в самом здании вокзала дела обстояли хуже. Голуби тут носились стаями. Залетев однажды, вылететь они уже не могли. Еды здесь было предостаточно, и птицы могли прожить счастливую птичью жизнь, прицельно обсирая с верхотуры людей.
На втором этаже вокзала фудкорт. Едальни на любой вкус. Здесь голуби лютуют больше всего. А срут они после фастфудовской еды как перекормленные коровы. Гадят чуть ли не лепехами в новый острый шеф-бургер от KFC, гадят в пиццу из PizzaHut, даже в шаурму гадят, хотя казалось бы? А то и просто за шиворот трапезничающим. А когда все-таки подыхают, делают это так, что сразу и не обнаружишь трупик. Только вонь. Полная антисанитария и ужас.
Раньше их травили. Но со временем голуби перестали жрать отравленную крупу и теперь прекрасно себя чувствуют, питаясь объедками и крошками, оставленными людьми. Тогда на работу и взяли Аркадия, чья задача была убивать голубей.
Жил он тут же на вокзале в одной из комнат матери и ребенка.
— Вот, — сказал Аркадий и вытащил из кармана увесистый пневматический пистолет. — Аникс-101, мощная штука. Работаем по ночам, когда людей в здании вокзала мало. Все просто: увидел, согнал куда-нибудь, где потише, пристрелил.